Александр Ласкин - Дом горит, часы идут

Больно подходящий момент. Если вокруг стреляют, то почему бы ему не разрядить пистолет?

Вдруг получится уйти незамеченным. Ведь там, где тысяча выстрелов, там и тысяча три.

10.

Во время погрома пристав пьянствовал. То ли для храбрости, то ли потому, что не мог остановиться.

Гостиница, где он гуляет, называется “Рим”. Со всех сторон ее окружают лужи, подобно тому как Италию омывают моря.

Пристав Кяуров в “Риме” почти Брут. Чем больше он заливает, тем ярче горит его взгляд.

К вечеру пристав почти готов. Он не только не чувствует себя первым среди соратников, но вообще не чувствует ничего.

Как только он вывалился на крыльцо, из-за угла появился юноша с пистолетом.

Кяурову почудилось, что прямо перед его носом подняли полный до краев бокал…

В голове мелькнуло: вот так так… Это, пожалуй, совершенно не обязательно.

Хорошо умирать пьяным в стельку. Если о чем-то успеешь подумать, то лишь о том, что сегодня хватил лишнего.

Кстати, по поводу позы и жеста. Уж насколько Кяуров выглядит картинно, но еще эффектней полицмейстер Яновицкий.

Как сказано в газете, “стоя в легком фаэтоне, полицмейстер делал войскам знак стрелять”.

Это был его звездный час. Пусть выстрелы холостые, а фаэтон смахивает на повозку, он чувствовал себя Гаем Цезарем.

11.

Рим был ненастоящий, а гибель от пули настоящая. Пристав чокнулся с самой госпожой Смертью.

За эти дни полиция только раз действовала расторопно. Как-то им удалось схватить Сидорука.

Сперва он предстал перед собутыльниками Кяурова. Хотя они не протрезвели, но хорошо помнили, как бить наотмашь.

Неплохо его отметелили за патрона. Когда им этого показалось мало, выбили нагайкой глаз.

Официальные инстанции тоже не поскупились. Приговорили парня к нескольким ружейным выстрелам на тюремном дворе.

Сидорук оказался везучим. Кто-то на самом верху не поставил подписи, и ему разрешили жить.

Лучше нерчинские морозы, чем вечный холод. Все же камеры большие, а тем для разговоров с избытком.

Сидорук приободрился. Ведь вокруг люди интеллигентные, сидящие по политическим статьям.

Говорили в основном о будущем России. О том, как лагерь в полном составе придет к власти и какая это будет жизнь.

Сидорук подумал, что ему тоже что-то перепадет. Будет он, к примеру, начальником исправительных заведений.

Представляете: он в своем кабинете, а у него на подхвате десяток Кяуровых. Краснощеких, всегда навеселе, но преданных делу и лично ему.

12.

Как вы поняли, Кяурова убили как бы заодно. Главные события происходили совсем в другом месте.

Громилы беспорядочно гуляли по городу. Шли в одну сторону, но почему-то попадали в другую.

Последние события вконец перемешали улицы. К тому же кое-кто из погромщиков тут находился в гостях.

Качают права не хуже командировочных. Чуть не кулаком стучат: “А что нас зря выписали? У нас и паспорта есть: я – из Москвы, он – из Тулы”.

Полицейские кивают. Впрочем, им что ни скажут, они вроде как “персонажи без речей”.

Отвечать не хотят или не могут, но разводить руками и таращить глаза – это в полное свое удовольствие.

Еще пальцем проведут около носа. Что это вы, господа хорошие, не умеете себя вести?

Дело не только в том, что они мирно настроены. Не менее важно то, что по этому поводу не было распоряжений.

Потому они говорят: “Не велено”. Мол, лишь тогда их будет волновать происходящее, когда об этом выйдет приказ.

Так что терпите, пока нет бумажки. Старайтесь не замечать несущийся по двору пух.

Уж таков характер этих людей. Каждый образует целое со своим мундиром.

В общем-то, они строги и в обычной одежде, а в мундире особенно. Все же на боку шашка, а в кобуре пистолет.

В голосе появляется что-то железное. Пусть перед тобой не случайный прохожий, а родной брат.

Настойчивее всего Иван Блинов. “Если примешь участие в погроме, – говорит он Коле, – у меня не дрогнет рука”.

При этом сильно сжимает эфес. Словно подтверждая, что вот эта рука не дрогнет и эта шашка опустится на его голову.

13.

Как это мы забыли об Игорьке? Об этом замечательном мальчике, конкуренцию которому могла составить только его сестра Ирочка?

В июне прошлого, девятьсот четвертого, года в семействе Блиновых случилось прибавление.

Домашним Коля сообщил новость прямо перед событием. Причем так, что не сразу поймешь: это он шутит или серьезно.

“Давно собираюсь пожаловаться вам на Бога, который к нам слишком милостив: у Лизы будет второй детик. По вычислениям астрологов, это событие должно порадовать мир приблизительно в конце июня, и потому собирайте все оставшиеся с прошлого года тряпки и пришлите обратно. Сделайте это в этом месяце (в мае), чтобы в случае преждевременного нашествия врага мы не очутились в положении русских в Порт-Артуре и чтобы мне не пришлось выкраивать из своих штаников хитоны и тоги”.