Инго Шульце - Simple Storys

Хотя я и была такой наивной и все воспринимала, как вы выразились, «на голубом глазу», зато уже в самом начале, когда другие еще тешились своими иллюзиями, – уже тогда я знала, к чему все придет. И в этом вы тоже отчасти правы.

Идет февраль 91-го. Я работаю в еженедельной газете. Ожидается большой экономический подъем. Строятся супермаркеты и бензоколонки, открываются новые рестораны, начинается санация жилых домов. Единственные заметные события вне этой сферы – массовые увольнения служащих и драки между фашистами и панками, скинами и ред-скинами, панками и скинами. На выходные прибывает подкрепление из Геры, Галле или Лейпцига-Конневица, и те, кто имеет численное преимущество, охотятся на остальных. Заварушки всегда возникают из-за желания отмстить. Чиновники из городского совета и районное собрание депутатов требуют, чтобы полиция и судебная власть приняли радикальные меры.

В начале января я написала статью на целую полосу о том, что у нас происходит по пятницам на вокзале. Патрик обеспечил соответствующие фотоснимки. Неделю спустя другая моя статья вызвала большой резонанс общественности. Опираясь на свидетельские показания, я рассказала, как в районе Альтенбург-Норд неизвестные ночью взломали дверь частной квартиры и чуть не убили пятнадцатилетнего панка Майка П. Только через два дня мальчика вывели из комы. Его младший брат лежал на той же станции «скорой помощи» с сотрясением мозга. Отца громилы «отключили» посредством газового баллончика, а мать, к счастью, была в отъезде, на учебных курсах.

Бейер, наш шеф, запретил мне подписывать статьи. Имя Патрика тоже нигде не упоминалось. Патрика, впрочем, это вполне устраивало, потому что его подружка как раз собралась переселиться к нему. Бейер всерьез подумывал о том, не взять ли ему для редакции овчарку. «Против актов вандализма, – сказал он как-то, – никаких гарантий нет».

Я-то больше боялась старика, жившего этажом выше, над помещением редакции. Сперва под моими «дворниками» стали появляться записки – он ультимативно требовал, чтобы я вернула ему якобы украденные у него деньги; потом он проколол передние шины моего старенького «плимута». Целостность шин мне тоже никто не гарантировал, а он калечил их уже дважды. И по вечерам часами простаивал на темной лестнице рядом с нашей дверью. Я всегда замечала его только тогда, когда он ревел: «Отдайте мои деньги!» Я пыталась с ним поговорить, звонила в его дверь. Всего какой-нибудь месяц назад мы с ним общались вполне нормально. Один раз я даже принесла ему наверх ведерко с углем.

Я совершенно измотана работой и – с тех пор как Эдгар ушел от меня – веду целомудренную жизнь монашки. Эдгара я могу понять. Из-за недостатка времени я даже не купила подарок на день рождения моему трехлетнему племяннику.

И вот я опять получаю нагоняй от Бейера из-за того, что у меня еще не готова статья о нельсоновской недвижимости. Гарри Нельсон заказывает у нас рекламные статьи: каждую неделю по врезке, три колонки, сто миллиметров. Несмотря на двадцатипроцентную скидку, это все-таки 336 дойчмарок плюс налог на добавленную стоимость, что дает в год 17 472 дойчмарок плюс опять-таки налог на добавленную стоимость. Бейер ставит вопрос ребром: «Иметь или не иметь». Секретарша Шольц, которая в этот момент приносит две чашечки кофе, подливает мне молока, хотя обычно делает это только для него, Бейера.

Я отвечаю шефу, что фото с подписью лучше статьи и что хотя я и помещаю на одну полосу четыре таких портрета предпринимателя, но понятия не имею, когда сумею написать к ним какой-то текст; что в конце концов мы должны научиться говорить «нет». Бейер опять заводит старую песню про 17 472 дойчмарок и заканчивает свое брюзжание словами: «Может быть, речь идет о твоей зарплате, Данни».

Я смотрю на пленку под дерево, покрывающую его унаследованный от Штази письменный стол – мебель нашего местного отдела госбезопасности в свое время была передана организации «Социальная помощь», которая, в свою очередь, потом распродала то, в чем не нуждалась, всякий дешевый хлам. Разводы на столешнице вновь напоминают мне о том вопросе, который Бейер задал, когда принимал меня на работу: не беременна ли я и не планирую ли завести ребенка. Бейер всегда старается держать сотрудников на крючке, и тогда его вопрос прозвучал так, будто он хотел найти для этого обоснование.