Александр Ольшанский - Стадия серых карликов

— Вас беспокоит поэт, редактор и литконсультант Иван Где-то, — заговорила трубка, хотя публикатор ее и не снимал. — Что вы задумали? Да, конечно, убить героя героев вы можете, даже вправе, хотя это не ахти как высоконравственно. Убить — не значит понять. Рукопись все равно попадет мне на рецензию, уж я распишу как вы завязку сделали развязкой, из романа — какой-то невразумительный очерк.

В голосе поэта и литконсультанта была не только тревога, но и угроза применить литературно-экономические санкции. Стало быть, возня с Аэропланом Леонидовичем может обернуться напрасной тратой времени и сил, невесело подумалось публикатору. Но истина дороже, впрочем, она почему-то всегда чертовски дорогая штука.

— Иван Петрович, если уж кто вам надоел, как мне представляется, так это Аэроплан Леонидович, — высказал предположение публикатор, по-прежнему не притрагиваясь к трубке в надежде, что голос Ивана Где-то просто послышался. С литераторами не то бывает.

— Вы ошибаетесь. Около-Бричко — это как бы определенный стиль в жизни. Образ жизни один, но в нем стилей много. А кто не за богатство стилей? Вообще Аэроплан Леонидович — явление серьезное и сложное. Скажем, он пользу может приносить через вред, косвенную пользу через непосредственный вред. Вы меня понимаете? Для ясности скажу, что он и его дела как бы совершенно неотличимы от правды, истины, справедливости, но это никакая не правда, не истина и не справедливость. У Луны ведь есть и обратная сторона, не будь ее, не было бы и лицевой стороны, иными словами, не существовало бы спутника у планеты. Однако Аэроплан Леонидович — никакая не обратная сторона, а лицевая. Это Зло, появившееся от желания сделать Добро. Зло по чертежам Добра, понятно? — в трубке раздался тяжкий вздох, и публикатор готов поклясться — бумаги на столе рядом с телефоном зашевелились и зашуршали. — Нет, вы ничегошеньки не поняли, оттого и хотите Аэроплана Леонидовича укокошить. Он тип не из приятных во всех отношениях, не из положительных, но из интересных и родных, с ним не соскучишься. Не будем ни хвалить, ни порицать Аэроплана Леонидовича — сами разберетесь. Ответьте, пожалуйста, на вопрос: в кармане у Аэроплана Леонидовича лежит письмо от Христины Элитовны Грыбовик и Галины Драмовны Пакулевой?

— Выходя на прогуливание себя он что-то взял в почтовом ящике.

— Вы уже заражены около-бричковизмами. У Аэроплана Леонидовича чудовищное количество собственных грамматических конструкций, бюрократизмов и канцеляризмов, самодельных метафор и попросту абракадабры, причем непременно с претензией. Он — графоман, не только в литературном, но и в самом широком смысле. Не исключено, что как графоман — он своеобразный гений, у него свой литературный стиль, кстати, весьма заразительный. Около-бричковизмами можно захламить великий и могучий, а можно и очистить, уберечь, как прививкой против оспы, если обратить внимание на их опасность. Скажите, а прочел ли он письмо?

— Мне все это кажется, — публикатору уж никогда не вспомнить: подумал ли он так про себя или же произнес вслух.

— Что вы бубните? Кажется да кажется, а вам надлежит знать точно. Ведь сегодня Аэроплан Леонидович должен сделать свое величайшее открытие. Вы опять ничего не знаете? Представьте, я уже читаю его поэму об этом.

— А вы не подозреваете, что времена перепутались? Немного странно иметь поэму до ее написания, не правда ли?

— Здесь не обошлось без парадокса, вы правы. Хотя ничего странного для нас, творческих людей, здесь нет. К тому же везде ускорение . Поднимайте-ка лучше героя героев с проезжей части, пусть он идет к моей бывшей квартире, в которой я, как вы должны догадаться, уже не живу. Не обижайте почтенного Аэроплана Леонидовича. Желаю успехов!

В телефонном аппарате щелкнуло, затрещало, вероятно, где-то на линии попались контакты с прозеленью, и вновь раздался голос Ивана Где-то:

— Впрочем, можете и не поднимать.

Публикатор совершенно неосознанно, в каком-то сомнамбулическом состоянии, выдернул вилку из розетки, однако Иван Где-то уже из отключенного аппарата продолжал:

— В переносном смысле вам его поднять вообще не удастся. Я не пугаю вас трудностями с опубликованием, нет, вы создадите очередную серую вещь, ее прочтут несколько человек: машинистка, рецензент, редактор, корректор и наборщик. Подумайте, стоит ли ради всего этого вам поднимать для вас неподъемное? Для такой темы нужен автор, у которого в последнее время два-три раза вышло собрание сочинений, а вы и до избранного не дотянули. Здесь нужен умелец, предположим, Феникс Фуксинович, руководитель литературного процесса. Подумайте хорошенько, именно в этом занятии желаю успеха!