Роман Савов - Опыт интеллектуальной любви

— Куда пойдем?

Света не знала города. Настя пожала плечами.

— Пойдем к Скорбящей. На пруд. Там тихо и хорошо.

По дороге я купил им мороженое. И даже сам съел, забыв на время о горле.

Мы расположились на лужайке. При себе у нас было три бутылки пива, сушеный кальмар, мои знания антички и их тетради.

Я вспомнил Ромаша, читавшего курс, и решил превзойти учителя.

Мы начали с коротких произведений, но уже следовало подумать и о том, как быть с остальными. Вопросы, касающиеся "Илиады", "Одиссеи", "Энеиды" были тесно связаны с содержаниями, а как его изложить сжато, быстро и качественно?

Я столкнулся с непроходимой необразованностью этих женщин. Иногда они уставали от слов.

В это время я расспрашивал Свету о ее житье-бытье. Она жила в Москве со своим любовником — оператором одной из московских телерадиокомпаний. Родилась же она в Касимове, поэтому прочно ассоциировалась с Мартыновой: тот же город, тот же литфак, также зовут, также необразованна, также красива и т. д. Очень много было внешнего сходства.

У нее были красивые ноги. Она была без чулок — было жарко. Линия ступни была совершенной. Большая грудь. Изящные пропорции. Телом напоминала Жеребко. Такая же породистая коняшка!

Настя заметила, что я приглядываюсь к Свете, но не обратила на это внимания. Она понимала, как это понимал и я, что у нас ничего бы не вышло.

Мы закончили, когда солнце задумалось о закате. Я работал с ними около четырех часов. Мы прогулялись в обратную сторону, полностью повторив маршрут. Света рассказывала о своем любовнике, о работе в страховой компании, но ее болтовня утомляла. Я устал. Просто по-человечески устал. Когда она села в маршрутку, мы с Настей продолжили движение в сторону остановки. Именно в этот момент я увидел на асфальте пятирублевую монету.

— Стой!

Наклонился, чтобы подобрать — увидел еще одну. Рядом лежало два рубля, в полуметре еще несколько рублевых. Я не успокоился, пока не собрал все.

Я не видел, какими именно глазами смотрела Настя. То ли презрительно, то ли снисходительно, то ли брезгливо. Но я знал одно — у меня не оставалось денег даже на дорогу. Я потратил все деньги на мороженое и пиво. А тут лежит несколько десятков рублей — будто специально для меня. Я не мог не подобрать их.

Когда я встал, Настя стояла метрах в десяти, повернувшись ко мне спиной.

— Что ты молчишь? Хочешь сказать, что мои действия недостойны? У меня нет денег. Да, у меня нет денег! Думаешь, это моя вина? Это вина государства. Я честно выполняю свой долг, а общество свой не выполняет! У меня нет денег даже на дорогу!

— Ты мог бы сказать. Я бы тебе дала.

— Не надо мне твоих.

— Зачем же ты тратил последнее?

— Хотел сделать приятное. Долг и такт.

Настя позвонила во вторник, предложив продолжить репетирование на дому у бабушки. Речь шла о подготовке в течение ночи.

Я сказал, что согласен, но только при условии, что они накормят меня.

Настя немного удивилась экзотичности просьбы, но ответила согласием.

Там было уютно. Старые фотографии юной Насти и юной Тани, напоминающие все школьные снимки периода СССР. И у меня была такая же, и у Людки, и у других…

Они встретили меня весельем, какой-то праздничной суетой и манящим запахом курицы.

Я подробно осветил события "Энеиды" и "Илиады", изложил наблюдения, касающиеся поэзии Овидия и Горация. Когда же Света попросила пересказать "Одиссею", я понял, что устал. Тем не менее, пересказал Одиссею по памяти, отметив точки соприкосновения фабулы и сюжета, объяснив, зачем это нужно было Гомеру.

Мы закончили, когда часы показали два.

Они обе вызвались проводить меня.

Мы шли по проезжей части, потому что не было в это время ни одной машины, шутили, смеялись.

Экзамен будет послезавтра.

Полпути они скрасили своим присутствием. Света, поняв, что нам надо проститься, отстала.

— Не соблазняй бедную девочку!

— Что ее соблазнять! Она сама, кого хочешь соблазнит!

— Ты что, уже переспала с ней?

— Ну, конечно, Кисыч, а ты сомневался?

Я устало вздохнул.

— Спокойной ночи.

Лицо Насти сделалось таким грустным, словно она сейчас умрет от одиночества.

"Если ты так жалеешь ее, то как же ты ее бросишь?" "Из жалости я должен быть суровым. Несчастья начались — готовься к новым".

Я пошел, не останавливаясь, оставив в памяти картину: легко одетые девушки, мерзнущие и взъерошенные, стоят одна позади другой и машут мне вслед.

Я вел рассеянный образ жизни. Ремонт принимал как неизбежное зло, как принимают войну, когда начинают к ней привыкать.