Артур Кангин - Запах денег

— Больше не пью, — откачнулся Семен.

— А я и не предлагаю, — Махно налил стопочку, махнул разом. — Хорошо!

— Что это? — Сеня понюхал стопку, пахло болотной прелью.

— Эликсир молодости. Или бессмертия. Настойка на алтайских тушканчиках. Я бессмертен, как и анархия.

Глубокой ночью Семен Глушко выкрал эликсир бессмертия, набрал рюкзачок царской печатки золотых, да и зашагал к Москве.

Пришел в столицу, а там радость — жена вернулась. Из института генетики звонят. Мощные вложения в него влились. У всех мажор на душе, от желания работать руки чешутся.

И позвали Семена не абы кем, ни кухаркой, ни сторожем, а высоким начальством. Первым замом самого директора!

Окладец ахнули — будь здоров!

Трех секретарш у компьютеров посадили, одна другой краше.

И зажили Сеня с жинкой в свое удовольствие. Оклад министерский, да и рюкзачок золота припасен. С голоду не помрешь!

И настроение у Сени просто супер.

Вечером придет домой, махнет стопарик настойки из алтайских тушканчиков, сразу всю усталость, все хвори, как рукой снимет. Головную боль, ломоту в суставах убирает начисто. А мужскую потенцию как поднимает?! Ведь Семену уже за сороковник перевалило. А тут, как семнадцатилетний, всегда готов!

Жена, Галчонок, им довольная. Мурлыкая, носки вяжет, из козьей шерсти. Во всю щеку румянец.

Минул год, и уже не верилось, что в диком угаре он покинул столицу. Не верилось, что пару лет был вице-мэром Гуляй-Поля, делил ложе с Гликерьей, якшался с легендарным батькой.

Как-то на прием к Сене, а он уже стал директором института, полноправным хозяином отечественной генетики, записался проситель со странной фамилией — Махнорылов.

Подустав от приема попрошаек и лже-спонсоров всех мастей, Семен Аркадьевич Глушко с любопытством ждал очередного посетителя.

В дубовый кабинет вошел сгорбленный старик в черных очках. На старце болтались солдатские обноски. Седые лохмы прикрывала бейсбольная шапочка.

Не спрашивая разрешения, незнакомец сел, цепко схватил Сеню за руку:

— Где настойка?!

— Батька?

Старик сорвал черные очки, молодо и зло сверкнул очами:

— Он самый. Так где она?

— Известно где! Дома! — Семен еле выдернул руку.

— Пошли!

Не дожидаясь обеденного перерыва, пришлось идти с батькой.

Дверь отворила Галчонок, изумленно взглянула на старика:

— Это кто?

— Ты его не знаешь…

— Нестор Иванович, — Махно сдернул с себя бейсбольную кепочку и толкнул Сеню кулаком в бок: — Быстрее!

Сеня достал из зеркального бара ополовиненную заветную бутылочку.

Как же принялся хлебать из нее Махно!

Так на вокзале бомж лакает из горла портвешок.

Кадык ходил ходуном.

Сразу стал молодеть.

Кожа батьки подтянулась, посмуглела. Шея стала шире, раздутые вены на ней исчезли. Жилистые руки перестали дрожать.

Махно рыгнул, спрятал бутыль в походный мешок:

— О деньгах не спрашиваю. Живи!

— Можно хлебнуть на прощание? — пошел красными пятнами Сеня.

— Дурак, — скривился Махно. — В моем лице анархия могла умереть. Только ей и жива Россия!

— Да ведь тебе новую настойку сделают!

— Ага! Только она настаиваться должна сорок лет.

Не попрощавшись, батька ушел.

Без настойки Семену Аркадьевичу стало худо.

Началась ломота в суставах. Бессонница, стерва, замучила.

Спину простреливали артритные боли.

Уж не мил стал и институт генетики с красавицами секретаршами, и жена, с эротическим тайским массажем, новым ее увлечением.

Затосковал Семен.

“По весне слиняю вон из Москвы! — стал себя тешить. — Уйду в Гуляй-Поле. Кинусь к батьке в ноги. Мол, прости засранца. Не простит, поставит к стенке, пустит в расход, значит, так тому и быть. Венец моей жизни! Терновый венец! А, может, и простит… Приблизит к себе. Назначит опять вице-мэром. Али еще кем?!”

Только под утро, на часок, Семен усыпал.

Снились ему рыжая Гликерья с миской наваристых щей в добрых руках, мордатый кот Мафусаил на заборе, да чудные, обжигающие внутренним огнем, глаза батьки.

В институте Сеня бродил безучастно и на всё махал рукой.

Удивлялись на него сотрудники. Втихоря ему кличку придумали: анархист. Анархист Глушко.

Метко!

Хотя для анархиста у Сени энергии маловато.

Ему еще расти и расти!

На Москву обрушилась неожиданная напасть. Среди ночи, с востока, со свистом прилетала огнедышащая шаровая молния.