Олле:
Моя орет. Причем видно же, что это все малый драматический театр. Извивается вся, надрывается, будто ее фашисты пытают. Со стороны на эпилептический припадок похоже. Хочется молоток деревянный взять и ебнуть между глаз со всей силы, чтоб перестала. Хоть бы раз в тишине сексом заняться.
Маздай:
Олле: твоя орет, а моя молчит как партизан. И трахается только на спине. Как тюлень перевернутый. Ляжет, ласты раздвинет — и тишина. Попытаешься хотя бы ноги задрать повыше, говорит протокольным голосом: «Не надо». Типа, хуже будет.
Twister:
О, как я зол! У меня часами в ванной сидит! Я душ приму, лягу, жду ее. И ведь хер дождешься! Сначала она моется, потом эпиляцию делает, потом мажется какой-то дрянью, от которой ее не лизнуть нигде нормально — крема полный рот. Причем я ей говорил, что меня зае…ло притирки эти ее жрать. Обижается. Типа, она для меня, урода, старается, а я сука, бля, недоволен. Ну да ладно. Меня уже в сон срубило, а она там укладку делает, красится… Е-мое! Тысячу раз говорил, что мне это нихх не надо, я ее и так хочу. Хоть бы раз нормально потрахаться, захотел, вставил, кончил. Без мытья этого трехчасового!
Хуясе:
Мои пять копеек. У моей с головой беда. Говорит, что она принцесса. А принцессы не пукают и минет не делают. Шиза! Зашел недавно после нее в сортир, там вонища! Глаза режет. А она ресницами хлопает, как ежик из анекдота: «Это не я, это не я». А кто? Котята с календаря?
…
[+++]
Во мне было уже примерно пол-литра красного, поэтому звонок в дверь раздался неожиданно.
Поднялась и пошла в коридор. Главное, идти по прямой, не шатаясь. По дороге залезла в карман куртки, висящей в прихожей, нашла жвачку и сунула в рот сразу четыре подушечки. Помахала рукой перед открытым ртом, откуда поперла такая мятная свежесть, что аж искры из глаз вышибло.
— Кто там?
Из-за двери раздался приятный низкий голос. Причем шел он откуда-то сверху.
— Здравствуйте, это ваш бывший… То есть я жил в этой квартире до вас. Меня зовут Михаил. Вас должны были предупредить, что я зайду. За вещами.
Тут до меня доходит, что фотографии до сих пор разложены на полу!
— Сейчас открою, — говорю я, изо всех сил стараясь произносить слова четко, чтобы язык не заплетался.
Сама бросилась в комнату, сложила фотки обратно в альбом, потом взяла стул, подтащила его к антресолям и бросила снимки туда, оттуда вытащила.
Вернулась обратно к двери. Открыла.
На пороге стоял мужчина. Я его сразу узнала. Он был на многих фотографиях — высокий, с совиным лицом. Рядом с ним девушка. Среднего роста, рыженькая, в короткой куртке и обтягивающих джинсах.
— Гхм…
Я стараюсь не дышать и не смотреть на них.
— Входите.
— Спасибо.
Мне показалось, что мужчина посмотрел на меня с любопытством, но без отвращения. Вошел, начал снимать ботинки. Я хотела сказать, что не надо, но испугалась, что выхлоп от меня будет такой, что все всем сразу станет ясно. Девушка кротко таращилась в пол.
Мужчина шагнул в комнату, подошел к антресолям. Вытащил оттуда альбом, пошел обратно и вдруг остановился, склонил голову набок, присел… и подобрал с пола не замеченную мной фотографию!
Кажется, на ней он сам в обнимку с тремя голыми барышнями.
Вот, блин.
Я почувствовала, что краснею от макушки до пяток. Теперь уж точно не удастся ни о чем расспросить. Пытаюсь сделать вид, будто ничего не происходит. Не смотрю на него.
Однако никакой тирады не последовало.
Мужчина вернулся в прихожую, молча влез в ботинки.
— Идем, — сказал девушке.
Закрываю за ними дверь. Тут вдруг мужчина оборачивается и ловит мой взгляд. Смотрит с подколом, весело. Подмигивает. Он знает, что я видела. И я знаю.
Я краснею еще больше и, забыв про перегар, выдыхаю:
— До свидания.
И тут же захлопываю дверь.
Стою, прислонившись к ней спиной. Хочется, как в дурной комедии, кричать: «Они настоящие!»
Иду к столу и допиваю остатки вина. Пью до тех пор, пока не начинает мутить. Надо лечь. Срочно. Тахта подо мной медленно вращается. Или это потолок кружится?
Лежу под открытой форточкой. Вдыхаю холодный осенний воздух. Чтобы не мутило. Вино стоит на уровне кадыка. По телу проходят теплые волны. Правда, на пике каждой из них начинает подташнивать. Делаю глубокий вдох. Начинается новая волна. Такой внутренний серфинг.
Последний секс в моей жизни был почти четыре года назад. Смешно. В подростковом возрасте мать подозревала меня в разврате постоянно. С ее точки зрения, стоило мне выйти куда-то без присмотра дольше чем на полчаса, — я непременно с кем-то делала ЭТО. До сих пор не могу понять, на каком основании она априори считала меня абсолютной шлюхой.
Читать дальше