Питер Акройд - Журнал Виктора Франкенштейна

Запах был очень силен. Помимо моей воли он связывался у меня с мертвечиной, хоть я и понимал, что идет он от живых. В воздухе была скверна немытой плоти, смешанная с миазмами отхожего места и запахом крепкой выпивки. По роду своей работы я, разумеется, привык к зловониям и вовсе никакого неприятного ощущения не испытал. Направившись к деревянной стойке, я спросил стакан портеру. Расположиться я решил так, чтобы заметить меня мог любой; желания быть принятым за правительственного шпиона у меня не было, потому в угол я не удалился. Я остался у стойки и отпустил громкое замечание о погоде, с тем чтобы окружающие услыхали мой выговор. Но они не проявили особого интереса, ибо в большинстве своем успели дойти до последней стадии опьянения, и через некоторое время я в состоянии был оглядываться вокруг, не привлекая к себе внимания. Были тут такие, что выпивали в одиночку, склонившись над своими бутылями и кружками; я заметил, что один помочился прямо на пол из грубых сосновых досок, не вызвав никаких замечаний. У нас в женевских тавернах в углах стоят горшки. Взор мой привлекла компания мужчин, сидевших в одной из ниш; все они курили длинные, тонкие трубки, которые, как я полагал, уже вышли из употребления. Они были молчаливы и задумчивы до крайности. На миг мне пришло в голову, что это те самые воскресители, которых я ищу. Позже я выяснил, что это золотари, чьим делом было подбирать собачьи, лошадиные и человеческие экскременты с городских дорог.

Затем с улицы вошел грубоватый с виду малый и, приблизившись к стойке, громким голосом спросил кувшин бренди с зельтерской. Я заметил, что хозяин трактира, подавая ему питье, обратился к нему как к знакомому; впрочем, малый не обратил на это никакого внимания и, швырнув на прилавок пару монет, направился в угол. Там было окно, выходившее на мощеный участок перед больницей, и он, казалось, не сводил глаз с ворот, освещенных одним-единственным масляным фонарем. Он высматривал кого-то — или что-то — с большим вниманием; однако мне с моего места у стойки ничего не было видно. Спустя пару минут к нему подсели двое других — от них сильно несло выпивкой и прочими, менее приятными вещами. У стойки рядом со мной оказался еще один человек со стаканом джина в руке. Неотрывно глядя перед собой, он сказал мне:

— К этим псам в руки лучше не попадаться — ни живым, ни мертвым.

— Откуда мне знать, кто они такие и чем занимаются, — ответил я.

— И не надобно вам этого знать. — Он все так же неотрывно смотрел перед собой. — Держитесь от них подальше. А то, не ровен час, вон там окажетесь. — Он кивнул в сторону больницы.

Хозяин сердито взглянул на него:

— Не слишком ли ты, Джош, разболтался?

— Говорю как есть — кто ж этого не знает. Молодой человек нездешний, не грех его и предупредить.

Чтобы успокоиться, я допил портер и велел налить мне еще. Затем я подошел к столу, где сидела эта троица, и положил перед ними три серебряные гинеи. Они взглянули на монеты, а затем подняли глаза на меня.

— Вольно тебе выгодой швыряться, — сказал один из них.

— По одной на каждого.

— Ну? — Он взял гинею и попробовал ее на зуб. — Чего пожаловал?

— Мне нужна одна вещь.

— С ними вон поговори. — Он указал на группу людей со старомодными трубками. — Это они дерьмо собирают.

— А ты, похоже, заморская птица, — сказал другой. — Французишка, поди?

— Нет, сэр. Я из Женевы.

— Все одно.

Впрочем, он, похоже, польщен был тем, что я обратился к нему «сэр», и я воспользовался моментом:

— Я, джентльмены, студент медицины.

Они громко засмеялись — слишком громко, подумалось мне, однако никто из присутствующих в таверне даже не взглянул в их сторону.

— Позвольте предложить вам еще кувшин.

Они кивнули, а когда я возвратился от стойки, монет на столе уже не было. Наживка была проглочена.

Звали их, как я выяснил впоследствии, Миллер, Бутройд и Лейн. Злодеев, подобных этой троице, прежде мне встречать не доводилось. Растленные и порочные в высшей степени, они, однако ж, были знатоками своего дела — в этом я не сомневался. Я разъяснил им, что, будучи студентом-анатомом, желаю иметь постоянный запас новых тел. Поскольку я иностранец, сказал я, возможности работать в школах при больницах у меня нет.

— Как ты нас отыскал? — спросил меня Лейн.

— Тебя по запаху вынюхал, — ответил Бутройд.

— Я буду вам платить вдвое больше любой больницы.

— А с мелочью как?

— Виноват?

— Дитятей тебе надобно?

— Нет. Детей не нужно. Я использую только взрослых. Только мужчин. Такова природа моей работы. Притом образцы должны быть хорошие. Никаких наростов. Никаких уродств. Доставите — плачу.