Мартин Эмис: Успех

Очертания Мастерз-хауса возникли передо мной, расплывчато маяча сквозь серебристую дымку дождя и слез. Это было большое, внушительное здание; перед входом расхаживал человек в форме. Я ретировался. В ближайшем проулке было нечто вроде кафе, где я решил на время затаиться. Едва войдя, я мгновенно окинул заведение взглядом — какой-то пижон с длинной лоснящейся челкой, старая шлюха с завивкой, враждебные взгляды. Я застегнул пальто. Под ржавым подобием эстрады я заметил лужицу замерзшей блевотины. Прошел вперед.

— Третий этаж, — сказал мне привратник в бакенбардах.

Я стоял в пропахшем карболкой вестибюле. Три крупные женщины со свирепыми свиными рылами критически наблюдали за мной то ли из офиса, то ли из приемной, то ли из комнаты отдыха (дешевые газеты на зеленом столе, автомат с напитками). Двери лифта были открыты. Внутри томился скучающий лифтер. Закройте двери, закройте двери. Когда лифт, стеная, пополз наверх, я почувствовал, что кто-то наблюдает за мной, наблюдает с ухмылкой, полной смертельной ненависти. В лифте было зеркало. Я не решился в него посмотреть.

Площадка третьего этажа никуда не вела. Я поднялся вверх по трем пролетам лестницы. Открылся коридор. Я повернул за угол. Что-то хрустнуло у меня под ногой. Опустив глаза, я с внезапным ужасом увидел, что иду по человеческим зубам. И одновременно услышал влажные всхлипы. В мрачном закутке слева от меня сидел молодой парень, прижав ко рту окровавленный носовой платок. Рядом стояла женщина.

— Бедный паренек, — сказал я.

Его плечи передернулись.

— Это ребята снизу, — сказала женщина. — У них расправа короткая. — Она прищелкнула пальцами. Поморщилась. — Раз — и готово.

— Бедный парень. Но за что? Разве вы не могли остановить их?

— Нет. Их не остановишь, — ответила женщина.

— О боже. Где Терри? Он на месте?

— Мистер Сервис? Вон там.

Я пошел дальше, еще один поворот. Вплотную сидевшие за столом секретарши воззрились на меня.

— Мистер Сервис здесь? — спросил я.

Мистер Сервис. Кто это, черт побери?

— Кто?

— Мистер Сервис.

— Терри? Вон там.

Я снова свернул. Передо мной открылась большая комната, по бокам разделенная на отдельные закутки. Грузные молодые люди с коротко подстриженными бородами уверенно сновали от одного к другому. Оставив свои занятия, все повернулись ко мне. Где «вон там»? Где «вон там, там, там»?

Тут дверь одного из закутков распахнулась — и я увидел Терри, сгорбившегося над телефоном, спиной ко мне, над его головой вился дымок сигареты.

— Да, — говорил он. — Да нет, я не могу, почему я? Я хочу сказать, что по утрам езжу на работу. Не знаю. Не знаю. Я уже пытался — никакой реакции. Они должны хотя бы примерно представлять, сколько еще осталось. Ладно, постараюсь его привезти, постараюсь. Дело в том, что у меня работа, понимаете? Я не могу просто…

Он повернулся на своем стуле и увидел меня.

— Поговорим позже, — сказал он и повесил трубку.

Мы пристально посмотрели друг на друга. Терри казался оживленным, хорошо одетым, взрослым, каким я никогда его не знал.

— Ты видел парня там? — спросил я.

— Какого парня?

— Парня — там.

— Деймона?

— Они выбили ему зубы.

— Я знал, что они это сделают, — ответил Терри. — Рано или поздно.

— …Я разговаривал с мамой.

— Знаю.

— Она…

— Что она тебе сказала?

— Она ничего мне не сказала.

Терри оправил на себе куртку.

— Плохи дела, — сказал он.

— Я знаю.

— Ты? Знаешь? — удивленно переспросил он.

— Я ничего не знаю. Разве мне полагается?

— Плохи дела, — сказал Терри. — Мы поедем домой пораньше — к Рождеству.

Единственное облачко омрачает жизнь служащего Британской железной дороги: в бочке меда его повседневных трудов только одна ложка дегтя. Это пассажир. Пассажир для него — постоянный источник тревог. Пассажир постоянно зудит и не дает ему покоя. Пассажир постоянно мешает ему работать. Пассажир, кажется, просто создан для того, чтобы его окончательно замудохать.

— Подождите здесь, — сказал я Грегори и носильщику, причем особенно резко обращаясь к последнему, поведение которого показалось мне наглым при моей попытке забронировать незанятую тележку.

После этого я встал в длинную очередь, которая медленно и покорно, как на заклание, продвигалась к единственной работающей кассе. В должный момент я проорал место нашего назначения в забранное пластмассовой решеткой оконце.