Виктор Рид - Леопард

Карие двери глаз широко распахнулись, и, подавшись вперед, негр заглянул в них.

— Ты никогда никого не убьешь из этой винтовки! — пронзительно закричал мальчишка. — Мой отец был и то лучше тебя. Лучше! Он кормил себя и меня, он возвращался с полными руками добычи! Вот! Он был белый! Ты понимаешь это, ниггер? Он был белый — эта винтовка заколдована для тебя, кикуйю!

Небу был прекрасно подготовлен к этим словам. Нежен был его голос, ласкавший мальчишку.

— Черви не знают цвета. А во время длинных дождей они все заползают под землю. Для них найдется занятие. К утру бвана лишится кожи. Великий не сможет отличить его от меня. — Он проговорил это на языке кикуйю и теперь молча размышлял, сгорбясь под бременем древних истин. — Таков обычай Великого. Мы предстаем перед ним без кожи. Нет ни черных, ни белых. Это великая тайна.

— Ты падаль! — закричал мальчишка тоже на языке кикуйю.

Небу вздрогнул с головы до ног. Он быстро взял себя в руки и смотрел в сторону столько мгновений, за сколько можно сосчитать от одного до двадцати. И он поднял глаза на мальчишку.

— Ты говоришь на моем языке, — сказал он также на кикуйю, он был спокоен, как хлеб. — Я счастлив узнать, что ты умеешь говорить на моем языке.

Они обменялись полупоклонами, с какими за чаепитием передают друг другу чашки. Но внутри Небу был весь боль и напряжение. Он расстегнул куртку и опять почесал пальцем зудевший бок. И мальчишка увидел рану.

— Я бы на твоем месте вскрыл ее, — сказал он; в голосе его слышалось сочувствие. — Я бы вскрыл рану и выпустил гной.

Негр непонимающе посмотрел на него:

— Какой… гной?

Мальчишка изо всех сил старался придать своему насупленному лицу ангельское выражение.

— Гной — это дурная вода, — ласково произнес он. — Это вода, которая убивает.

— Это пустячная рана, — помолчав, ответил Небу. — Просто жук. — Его пальцы с усиленной энергией чесали больное место.

Мальчишка довольно хихикнул себе под нос — он что-то значил. Не стоило только мечтать о том, что черный позволит вскрыть себе рану. С чего это он взял, что черный доверяет ему? Если бы он был постарше, он пустил бы в ход нож. Должно быть, это великолепное чувство — медленно и уверенно погружать нож в тело и все время следить за лицом жертвы. Он однажды сделал это с сеттером, который принадлежал рыжему быку, его отцу. Отец чуть не убил его за это. Морда сеттера была как деревянная, на ней ничего не обозначилось. Сеттер только оскалился и провыл что-то собачье. Физиономия черного не будет такой непроницаемой. Проклятая черная кожа съежится, как тряпка в кулаке.

— Ты ходишь в школу для белых? — внезапно спросил Небу.

Мальчишка показал зубы. Уж не захочет ли он снова цитировать Священное писание?

— Да, я хожу в школу для белых, — подтвердил он.

— И в их церковь?

— И в их церковь.

— И ешь за одним столом с ними?

Мальчишку распирало злорадство:

— И ем за одним столом с ними, генерал Небу. А ты?

— И играешь с детьми белых? — возбужденно спросил негр. — С белыми детьми?

Высокая музыка звучала в мальчишке, пронзая мозг, как игла. Он напряженно прислушивался к ней и маршировал ей в такт на своих здоровых, сильных ногах. Он шел за ее остроконечными флажками в грохочущем, полном эха пространстве между звезд. На высотах он чувствовал себя как дома. Он знал световые дороги, как таблицу умножения. Одиннадцать плюс тридцать один — сорок два, сорок два на тринадцать — пятьсот сорок шесть, пятьсот сорок шесть разделить на семнадцать — тридцать два и примерно сто восемнадцать тысячных. Он был во втором классе, но решал задачки, которые задают ребятам в четвертом. О чем задумался этот безмозглый ниггер? Он обхватил впалую грудь руками.

— Я сам не хочу играть с ними! Ты слышишь это, черный дурак? — прокричал он Небу.

Небу подбросил веток в костер, и в пещере стало немного теплее. Мальчишка говорил на кикуйю, но был одним из бван. Небу помогала гордость. Когда ты что-нибудь украл у человека, ты обязан возвратить столько же, сколько взял, или больше. Нечестно возвращать что-либо менее ценное. Больной маленький полубвана приобрел в глазах Небу бо́льшую ценность благодаря тому, что говорил на языке кикуйю. Он еще многое переймет у Небу, прежде чем вернется к белым. Быть может, во время их путешествия в мальчишке проявится еще что-нибудь столь же ценное. Небу взволнованно рассказывал Великому о луче солнца, упавшем на него. Он снова взял в руки винтовку. Но Великий разжал его пальцы, и винтовка выскользнула из рук. Он засыпал. Он сознавал это.