Уильям Сатклифф - Дурное влияние

Иногда, решая, как поступить, ты вроде как обдумываешь самые разные варианты, но в действительности ты вообще ни о чем не думаешь. Просто ждешь, что сделает твое тело. Будто это твое тело приказывает голове, что делать, а не наоборот.

И вот сюрприз — моя рука вдруг сама тянется за картой. В полном шоке я смотрю на то, что она вытаскивает. Четверка треф.

Олли следующий. Десятка бубен.

Затем Карл. Мы видим карту раньше, чем он. Дама червей.

— Непруха, Бен, — усмехается он. — Опять мы с тобой.

— Нет. У вас десять-десять. Надо переиграть.

— Дама старше десятки.

— Не по твоим правилам, — возражаю я. Десятка — десять очков, дама — тоже десять. Ничья.

— Но дама старше. Так что я выиграл.

— Она не старше. Десять есть десять.

— Дама всегда бьет десятку.

— Нет, если дама тоже десять очков. Ничья. Это же твои правила. Вы с Олли должны переиграть.

Карл пожимает плечами, как будто ему западло тратить время на разговоры со мной, и протягивает колоду Олли. Тот снимает еще раз. Валет. Затем Карл. Пятерка.

Олли против меня. Сейчас я мог бы сорваться и убежать, и они не смогли бы меня остановить, но, во-первых, это выглядело бы ужасно, а во-вторых, я упустил бы свой шанс отквитаться. Олли не станет бить меня сильнее, чем я его. Хотя с такой рукой, как у меня, больно все что угодно.

Я вытягиваю кулак, и Олли как завороженный смотрит на него, собирая карты в колоду.

— Если хочешь, можешь сдаться, — бормочет он.

— Нет, не может, — встревает Карл.

Я качаю головой:

— Не хочу.

Олли слегка приподнимает мою подрагивающую руку, и я чувствую теплоту его пальцев. В другой руке у него колода. Он держит нормально, не как Карл.

Олли подносит колоду к красному месиву моих костяшек и примеривается для удара. Я вижу, как колода мелко дрожит у него в руке. Ноздри Олли судорожно раздуваются. Он замирает на целую вечность.

— Ты даже этого сделать не можешь! — подначивает его Карл. — Какой же ты все-таки придурок!

И тут колода взлетает вверх и лупит меня по костяшкам.

Удар слишком внезапный, он застает меня врасплох, и от боли я не могу сдержать громкого крика. И неважно, что бьет он даже не вполсилы, никакого сравнения с Карлом, боль от этого ничуть не меньше. За первый раунд рука успела онеметь, но сейчас я чувствую все.

— Один, — считает Карл.

Олли примеривается для следующего удара, и вновь наступает долгая пауза. В конце концов колода опускается. На этот раз я собираю всю свою волю и не издаю ни звука, но слеза, до того предательски копившаяся в одном глазу, вытекает и катится по щеке. Я украдкой пытаюсь смахнуть ее, но они замечают.

— Два, — говорит Карл.

Олли снова приподнимает колоду, готовясь к третьему удару, и на этот раз ожидание длится бесконечно. И вдруг Олли говорит:

— Все, я сдаюсь. Я проиграл.

— Не будь девчонкой.

Это Карл.

— Кем хочу, тем и буду. Мне плевать.

— Нельзя сдаваться посреди раунда.

— Я больше не хочу играть.

Олли выпускает колоду из рук, и карты разлетаются по полу. Он идет к кровати, падает на нее и молча лежит, уставившись в потолок. Решение свое Олли ни за что не изменит, это видно без слов.

Карл собирает карты, тасует колоду и протягивает мне. Его ясные голубые глаза блестят от удовольствия.

— Значит, ты и я, — говорит он. — На победителя.

Я смотрю на колоду. Аккуратная стопка на ладони Карла. Если я снова проиграю, он прорвет мне мясо до самых костей.

— Ты этому в отряде научился? — спрашиваю я. — От таких же психов?

Он пожимает плечами:

— Снимай.

Я с размаху бью его по руке снизу, и карты разлетаются по всей комнате.

— Мне надоело. Я иду домой.

И ухожу.

По дороге я подбираю пригоршню гравия у соседского дома и карябаю им щеку, чтобы выглядело так, будто я упал с велика. Дома я первым делом заклеиваю костяшки пластырем — пока не увидела мама.

Мама верит моей басне, но за ужином я ловлю взгляд Донни и понимаю: он знает, что я соврал.

В понедельник Олли не сводит глаз с моей руки всю школьную линейку, а по дороге в класс пытается извиниться за то, что произошло.

— Обычно он не такой, — бормочет Олли. — Наверное, у него на тебя зуб.

Но я не даю ему закончить:

— Я сяду за другую парту.

Единственное свободное место — за партой у самой двери, рядом с Эриком, которого все зовут не иначе как Блоб [10] Американский сленг «жиртрест» и «размазня». Прим. перев. . Это будет покруче сибирского лагеря, но выбора у меня нет.

С Блобом общается только новенький, которого зовут Квок, и по-английски он ни бум-бум. У Квока есть братишка, классом помладше, который тоже не говорит по-английски и которого тоже зовут Квок. Оба они маломерки. По весу три Квока это как один Блоб.