Розмэри Сатклифф - Алый знак воина

Старый пастух сидел, устремив взгляд в сторону моря, на коленях у него лежало копье с широким наконечником. Маленький, сухонький старичок, темнокожий, жилистый, как корневище дрока. Здесь, на фоне холмов, он казался такой же неотъемлемой частью пейзажа, как и низкорослый боярышник у него за спиной. Глаза старика, окруженные сеткой мелких морщин, зорко глядели из-под седых лохматых бровей — натруженные глаза человека, привыкшего всматриваться вдаль и в стужу, и в зной, и в дождь. Вся одежда пастуха состояла из бараньей шкуры, опоясывающей бедра. На темной обнаженной спине, на боках отчетливо проступали серебристые полоски выпуклых рубцов — следы многочисленных волчьих когтей. У ног его лежали две пастушьи овчарки: одна, старая и мудрая, как и ее хозяин, с седыми подпалинами на морде, а вторая — совсем еще щенок, резвый и неуклюжий. Тут же, теребя за ухо щенка, примостился на корточках мальчик лет девяти.

Мальчик, как и старик, был полуобнажен, но вместо шкуры на нем была набедренная повязка из грубошерстной крашеной ткани. Старик и мальчик будто явились с разных планет, настолько они были не похожи. Широкоскулое лицо мальчика, выдававшее горячность нрава, было, как и все его тело, густо усеяно золотистыми веснушками. Волосы тоже отливали бронзой, и даже в серых глазах мелькали золотистые пятнышки. Когда мальчик смеялся или сердился, глаза делались совсем золотыми.

Мальчик отпустил собачье ухо и, опершись локтем о колено, уткнулся подбородком в ладонь. Он, не отрываясь, глядел на юг, туда, где мел постепенно уступает место дерну, сплошь покрывающему длинные пологие склоны и гребни оврагов с зарослями орешника и ивняка, туда, где начинаются леса, а за ними, далеко внизу, лежит Страна Болот, и Болота тянутся бесконечно до сверкающей полосы Большой Воды, где кончается земля. Дерн на куче холма был весь иссечен овечьими тропами. До слуха мальчика донесся неясный шорох — тихое чавканье жующего на дне ложбины стада. Еще дальше внизу, на другой стороне холма, он разглядел крошечные фигурки Флэна и собак, стерегущих овец. Флэн свистнул пса, и тотчас же тонкий острый звук, миновав ложбину, прорезал тишину. С юга подул легкий теплый ветер, который принес с собой облака, — ветер прошел над Болотами и пологими склонами Меловой, пахнущими чабрецом и морем, пригнул в одном направлении головки голубой скабиозы. По дерну, у самых ног, скользнула тень коршуна, а над головой жарко светило солнце — день выдался отменный.

Дрэм — так звали мальчика — тихо вздохнул от удовольствия. Ему нравилось гостить здесь, высоко в горах, у Долая, среди пастухов. И этим летом и прошлым, с тех пор как у него доросли ноги для далеких путешествий, он несколько раз приходил сюда и оставался ночевать. Иногда он спал две ночи подряд вместе с овцами. В этот раз он уже второй день жил у Долая и ночевал в овечьем загоне у пруда. Теперь, как он понимал, настало время вернуться домой.

Он никогда не уходил из дому больше чем на двое суток: мать всегда беспокоилась, а когда она беспокоилась, рука у нее была тяжелая.

— Хорошо тут, — произнес мальчик.

— Да, тут неплохо, особенно когда светит солнце и ветер не надувает снега. И когда не надо по колено в снегу, да еще под волчий вой, искать овцу, отбившуюся от стада, — отозвался Долай.

Дрэм повернул голову и через плечо улыбнулся старику:

— Тебе самому не мешает полечиться овечьим снадобьем. Расскажи еще что-нибудь про волков. Расскажи, откуда у тебя этот длинный шрам на ребрах.

Старик покачал головой, не отводя глаз от стада на дне ложбины:

— Я тебе уже рассказывал эту историю и, помнится, не один раз.

— Расскажи снова.

— Слишком жарко. Да и неохота повторять то, что ты уже слышал. — Долай оторвался от созерцания холмов и медленно перевел взгляд на мальчика. Он не переменил позы — без нужды он никогда не делал лишних движений. — Я рассказал тебе все, что знаю про волков и про битвы с волками, а об этом ведь не следует говорить даже летом. Рассказал тебе все предания и вещие сны о моем народе, кроме тех, о которых не положено упоминать. Рассказал и о Царе-Колосе, и о Матери-Земле. И о том, как Тах-Ну, отцу моего народа, в стране, где солнце не дает тени, приснился сон о севере и как он выдолбил лодку и посадил в нее жену с ребенком и охотничью собаку, поставил корзину с ячменем и поплыл, как было велено ему во сне, по Большой Воде, как через несколько дней приплыл в эту страну и, спрыгнув на берег, обнаружил у себя за спиной тень. Я, конечно, могу рассказывать без конца, но и мне нужен отдых. Кто знает, может быть к тому времени, когда ты придешь в следующий раз, я вспомню еще какую-нибудь историю.