Июнь Ли - Добрее одиночества

Телефон просигналил – Коко прислала эсэмэску. Она гласила: «Сиди дома, не ищи себе другую!», дальше шла смеющаяся рожица, за ней сердитая, за ней шеренга поцелуев.

Бедная Коко – уже учится обращать все в шутку, в ее годы жизнь должна быть более серьезным делом. В ее возрасте девушка, с которой Боян встречался и которая потом стала его женой, а позднее любовницей другого человека, еще верила в любовь и преданность. По крайней мере Боян мог отдать бывшей жене должное: она заработала право смеяться над своим прошлым, пройдя все правильные стадии – сначала грезы, затем пробуждение, затем разочарование в мире, упорно не желающем оправдывать юные надежды. А над чем будет через десять или двадцать лет смеяться Коко? Над своими неуместными шутками? Или, хуже, будет постоянно сосредоточена на смехотворном в других, чтобы не иметь свободной минуты для размышлений о своей собственной глупости? Боян не видел у Коко впереди ничего обнадеживающего, но он мало что мог с этим поделать. Он сам к ее будущему не принадлежал, и, кроме того, он не подряжался в ее спасители.

Его бывшая жена после развода испытывала раскаяние. Хорошо, что он любил ее в меру, еще лучше, что обеспечил ее более чем в меру: квартира, которую он ей оставил, если городской рынок недвижимости не рухнет совсем, даст ей достаточно на черный день, и это одно освобождало его от всякой неловкости. Боян был не против того, чтобы в нем видели хама, но все же старался без нужды не причинять людям боли. Старался быть, как говорится, бандитом с принципами.

А ведь славную Коко прислала эсэмэску! Он весь день колебался, обдумывал за и против – позвонить или нет незнакомой женщине не старше Коко, девушке, в сущности. Но вот пришла эсэмэска, и эта мольба, замаскированная под предостережение, сработала как стимул. Не откладывая, он набрал номер девушки.

После четырех гудков она взяла трубку, голос в ней был еще более юный, чем при знакомстве. Слышен был только ее тоненький голос, без фонового шума. Где она – в художественном магазинчике, куда мало кто заглядывает, или уже пришла с работы, тихо проводит вечер в комнате, которую где-то снимает? Боян назвал себя и сказал, что он – тот, кто приходил в магазин накануне и купил по ее рекомендации воздушного змея «двойной дракон».

– Хотя, может быть, вы много змеев продали вчера, – добавил он. – В таком случае я один из тех, кого вы уговорили купить змея.

– Нет, я помню вас, – ответила девушка. – Я только одного змея вчера продала.

– Сегодня больше?

– Нет, не больше, – произнесла она тихо, словно извиняясь.

Или, может быть, звонок уже кажется ей подозрительным? Накануне, когда она вышла в складское помещение, чтобы найти для змея подходящую коробку, Боян взял с прилавка ее мобильный и быстро позвонил себе, чтобы узнать ее номер. Интересно, заметила ли она этот звонок. Он не знал, как ее зовут.

– Гм, вы знаете, я звоню, чтобы спросить, нет ли у вас желания запустить змея в эти выходные.

– Но я не умею запускать змеев.

Продавщица змеев, захотелось Бояну сказать, должна хотя бы делать вид, что умеет их запускать. Он хотел пошутить, что ей следовало бы предоставлять более полный пакет услуг, но решил, что прозвучало бы развязно, не совсем пристойно даже. Девушка, он помнил, не откликалась на фамильярность многообещающим образом. Он заметил в магазине, что у нее есть привычка, слушая, смотреть собеседнику в глаза; благодаря темным зрачкам, почти все время сфокусированным, она выглядела и невинной, и владеющей собой.

Не важно, сказал он ей, что она не умеет запускать змеев. Он сам хорошо это делает; нужна только небольшая помощь. Девушка с колебанием в голосе ответила, что не уверена. Они договорились с подругой, что в субботу пойдут на художественную выставку.

– Что это за выставка?

– О, ничего серьезного, – сказала она смущенно. Что, подумалось ему, смутило ее – что ее поймали на лжи? Или что к ней клеятся, к чему она не привыкла? – Маленькая выставка, посвященная древней архитектуре, я подумала, что стоит сходить для работы.

Накануне между деловым ланчем и встречей в баре у Переднего моря Боян забрел на боковую улочку, где, он знал, был диковинный старый дом, частью музей, частью торговое предприятие, связанное с организацией, специализирующейся на народном искусстве и ремеслах. Пожалуй, подходящее место, чтобы присмотреть что-нибудь для матери на день рождения, плюс не худший способ убить час, выветривая выпитое за ланчем вино. К декоративному искусству под старину Боян, как и его мать, особой любви не питал, но, насколько он знал, практически все, что он мог предложить, у нее уже было. Он смутно представил себе, что покупает ей бесполезную копию керамической фигурки династии Хань или искусно вырезанную на скорлупках грецких орехов знаменитую попойку поэтов династии Цзинь – что-нибудь, что мать оценит только потому, что ему непросто было это раздобыть. Любовь, измеряемая усилием, была единственным доступным ему видом любви.