Игорь Сапожков: День Жизни

Вскоре больные пошли на поправку и врачи заговорили о более интенсивной терапии. Перед самой выпиской Наума пришёл навестить невзрачный, среднего возраста мужчина. Он принёс пакет винограда и гранаты, сразу за ним санитар внёс в палату, ящик местной минералки — Куяльник. Они поздоровались, немного поговорили о волнующих любого одессита пустяках (очередное поражение Черноморца, цены на Привозе, температура воды в море) и спустились в сад. Там они сидели возле сухого фонтана пока не стемнело…

Вернувшись, Наум быстро снял больничный халат, переоделся в спортивный костюм и без объяснений, поспешно куда-то убежал. Вернулся он часа через полтора, в руках он держал матерчатую сумку. Плотно закрыв за собой дверь и задёрнув шторы, он стал сдвигать тумбочки в центр палаты, Яша и Пистолет, перестали играть в деберц и рассеяно наблюдали за его манипуляциями. Покончив с перестановкой, Наум поставил на импровизированный стол бутылку «Посольской», потом достал лаваш, круг домашней, пахнувшей чесноком колбасы, кусок копчённого окорока, три бурых помидора и несколько крупных редисок. Потом он перенёс с подоконника графин с водой и три гранёных стакана.

— Садитесь пацаны, — продолжая вытаскивать из сумки продукты, проговорил Наум, — Гена, прихвати нож…

— А что за праздник Нюма? — поднимаясь с кровати шёпотом спросил Пистолет.

— Праздник пацаны, действительно праздник… — туманно ответил тот.

Они выпили… Потом Нюма не торопясь и с расстановкой рассказал, что и как произошло. Как это ни старанно, спасла их Генкина «Мазда». Тем вечером, друзья Пистолета, Хвыля и Муслим, случайно увидели как на светофоре в районе Соборки, притормозила знакомая тачка с каким-то жлобом за рулём. Быстро сообразив, что здесь что-то не чисто, пацаны поехали за автомобилем, благо были они на Хвылиной «Чезе». Жлоба они перехватили на морвокзале, Муслим чуть придушил его и тот рассказал, что к чему. Пацаны разобравшись, быстренько отвезли его к старшему их бригады, а тот уже к смотрящему на районе, авторитету по-кличке Паук. Вор Паук, не долго думая собрал всех свободных пацанов и отправился с ними в порт. Он не выносил, когда на вверенной ему территории, резвились гастролёры…

— Давайте выпьем за то, что живы остались! И за Хвылю, и за Муслима тоже. Если бы не они, нас бы похоронили в этом бункере, — прошипел Пистолет и аккуратно разлил водку по стаканам, — а я ещё думаю, чего это они не приходят?

— Это им Паук запретил здесь светиться. Пока ты в в отключке спал, менты нас затаскали своими допросами да протоколами… — Нюма поднял стакан и чокнулся сперва с Пистолетом, а потом с Яшей… Они выпили.

— Я кстати думаю, что на тебя Нюма навели, но вот узнать бы кто? — Пистолет закурил, чуть раздвинул шторы и приоткрыл окно.

— То, что навели это ясно, как белой ночью, а вот выяснить кто это сделал, вряд ли получится. Быки, которых взял Паук, просто исполнители, а Руслан уже никогда не заговорит…

Яша всё больше отмалчивался. Он никак не мог привыкнуть к прописанным ему очкам, часто снимал их с переносицы и долго тёр глаза, потом страдал головными болями…

— Этот мужик, ну тот, что приходил, и есть Паук?

— Да, — Нюма опустил голову, — он приходил сказать, что у меня больше нет ни киоска, ни других точек…

Вскоре бутылка опустела. Через две недели выписали Яшу и Наума, ещё через месяц из больницы вышел Гена-Пистолет.

Закончив школу, Яша сдал экзамены в университет, но не прошёл по конкурсу, впереди замаячила почётная служба в рядах «непобедимой и легендарной». Пистолет же наоборот развернулся, дело «о видеосалонах» добавило ему в определённых кругах авторитета. Из-за полученной травмы, из больницы его выписали с белым билетом. Окончательно поправившись, он сколотил свою бригаду, Паук подписал его на рыбное место — городской авторынок. А вот Наум Борисович исчез из города. Сразу после больницы он переехал на Бугаз и поселился там на даче, которая досталась им с сестрой, от родителей. На даче было тихо и спокойно, это было именно то, что требовалось сейчас Науму. Время шло, рёбра срослись, раны зажили, шрамы зарубцевались, вот только мечта… Как только он думал о Голливуде, сразу начинали ныть рёбра, болела вывихнутая рука, жгли шрамы. Нужно было заняться делом…

Пол года спустя, по липовому израильскому вызову, Нюма через Чоп уехал в Австрию. Оттуда, его вместе с толпой увешанных баулами и чемоданами беженцев, перевезли в Италию. За три месяца Римских Каникул, он перепробовал все сорта джелато и пересмотрел все европейские фильмы. Однажды, заблудившись в узких, улочках города, Нюма забрёл в эмигрантский квартал. На очередной мощённой пьяцце с крохотным фонтаном и пиццерией, он упёрся в покрытое голубоватой штукатуркой здание, странной архитектуры. Это оказался кинотеатр «Бхарат». Название фильма на афише он не разобрал, но рассматривая пышнотелых красавиц в ярких сари, не смог удержаться и направился в кассу. Над площадью висел раскалённый солнечный диск. Из фонтана тонкой струйкой, сочилась тёплая вода. Очереди за билетами не было. За окошком кассы, под скрипевшими вентилятором, положив голову на руки, легкомысленно спал индус. Нюма потоптался с минуту, а затем вежливо постучал. Индус встрепенулся, поднял голову и открыл глаза: