Игорь Сапожков - Перегон

Я с трудом удержалась, чтобы не развернуть его прямо в вестибюле общежития. Дома мы с мамой опешили, в розовый шарфик Прии была завёрнута плотная пачка стодолларовых купюр. Ни письма, ни записки, только деньги и пахнувший сладковатыми духами почти прозрачный розовый шарфик. Из оцепенения нас вывел длинный звонок дверь. Дальше был кошмар — милиция, понятые и даже корреспондент какой-то газеты с фотоаппаратом. Потом суд и срок…

— Сколько?

— Четыре строгих…

— А что стало с твоей подругой, с Прией?

— Не знаю… Я больше никогда её не видела. Последнюю дачку в городскую тюрьму, мама завернула в свежий номер «Известий». В нём я прочла, что в Индии была предотвращена попытка государственного переворота…

В вагоне повисла долгая пауза, затем Саша неожиданно приподнял голову и прислушался.

— Что случилось? — почувствовав напряжение Оля открыла глаза.

— В тамбуре кто-то стоит, — прошептал он одними губами, — не двигайся, я сейчас…

Он легко соскользнул с горы матрацев и бесшумно приблизился к двери. Вскоре оттуда раздались приглушённые голоса.

Когда он вернулся Оля сидела, закутавшись в простынь и поджав колени к подбородку.

— Нам нужно идти, — Саша был явно взволнован, — я расскажу тебе всё по дороге…

Быстро собравшись, они на миг остановились. Вагон больше не казался сказочной лодкой, плывущей над облаками. За окном пугая эхо, хрипло каркали вороны. Из всех щелей вдруг потянуло ледяным сквозняком. Острый морозный ветер, играючи продувал арестантскую робу. Прячась от него, Оля прижалась к Саше, обняла его за плечи.

— Ты только ничего не бойся, — он вздрогнул от её прикосновения.

— Я не буду…

На выходе Саша случайно задел плечём почти пустую керосиновую лампу, она несколько раз качнулась, слетела с крючка и равнодушно мерцая голубоватым язычком пламени, покатилась вдоль стены.

В тамбуре их ждали два зэка, Фадей и Валера Чингисхан.

— Бабу отправь назад, — коротко сказал Фадей, увидев что Саша не один.

— Она останется со мной…

— Ну как скажешь, смотри не пожалей потом…

Достав из сапога хитрую отмычку, Фадей присев на корточки, вскоре открыл сперва решётку, а потом и саму дверь. В тамбур ввалилось облако морозного воздуха. Первым на крышу вагона проворно взобрался Фадей. Сразу за ним туда влез Саша. Последней они втянули Ольгу, перед тем как захлопнуть вагонную дверь, Валера передал для девушки, солдатский бушлат.

— Чингисхан будет нас ждать не месте, — сказал Фадей, услышав как тихо закрылась дверь.

Им предстояло пройти пять вагонов. Первым двигался Фадей, он держался строго по центру плоской крыши, в самом конце вагона, он расчищал от снега небольшую площадку, потом возвращался для короткого разбега и лихо перелетев над сцепкой, оказывался на соседней крыше. Затем на сцепку спускался Саша, к нему спускалась Ольга, он подсаживал её, а Фадей принимал на крыше.

— Эх бабы, да в них человеческого, всего одно ребро-то… — не зло ворчал Фадей, растирая закоченевшие ладони. В нужном тамбуре он влез в вагон через раздвинутые Валерой прутья решётки, а Саша и Оля прячась от колючего ветра остались на сцепке. Они стояли прижавшись друг другу, Оля согревала своим дыханием Сашины пальцы.

— Я слышу твоё сердце…

Вскоре, скрипнув металлом открылась дверь и они наконец-то оказались в вагоне. Пока они отогревались Чингисхан фомкой ровнял разогнутую решётку.

В огромной луже отражался золочённый купол Исаакия, солнечные зайчики беззаботно выпрыгивали из воды и заигрывали с прохожими. Несколько голубей опасливо оглядываясь, подошли к краю и стали маленькими глотками пить воду, мелкая рябь нарушила идеальные линии. Аркадий Петрович удобно сидел на скамейке спиной к собору, мягкий бриз ласкал его открытую шею. Он держал за руку сидевшую рядом Таню, от удовольствия он прикрыл глаза. В одночасье потемнело и налетевший ветер поднял в воздух обрывки газет, потом сверкнула молния и где-то над облаками прокатился утробный раскат грома. Вода с низкого неба хлынула на него не каплями, а сплошным потоком. Мешая дыханию она попала в нос и в глотку, Мамонт закашлялся и резко открыл глаза. Он лежал на грязном полу Столыпина, Косорот поливал его водой из ведра.

— Товарищ капитан он в сознании, — каменное лицо прапорщика треснуло кривой улыбкой.

— Подними его, я сейчас прийду…

Прислонившись к стене вагона вор напряжённо думал, жилы на его шее надулись от напряжения. Он и не заметил, как на стоящий перед ним табурет сел Самсонов.