Игорь Сапожков - Шарф

— Хватит, — встрял Шахтёр, — ещё на опохмел останется! — он продолжал держать в руках пустой стакан от самогона и время от времени зачем-то нюхал его.

— Пойди слови мотор, а она здесь подождёт, — не обращая внимания на реплику продолжал Сыч.

— Миша, не оставляй меня… — все резко обернулись на голос девушки, она медленно поднялась.

Сыч происходил из очень набожной семьи. Его родители, старшая сестра и братья слепо верили, как того требовали каноны святой церкви и пастор их маленькой общины. Павлик сомневался с раннего детства. Как не старался пастор отец Андрей, следуя святым словам Спасителя: «Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состареет…», на путь истинный Павлика наставить у него не получалось. И хотя мальчик знал все молитвы и псалмы, не было в его глазах божьей искорки, сокрушался священник.

Путь Павла Сычёва от рядового сперматозоида к венцу эволюции был долог и тернист. Его не крестили после рождения, из-за принадлежности семьи к баптистской ветви протестантского христианства. Сам себя он помнил с того дня, когда стал мечтать о велосипеде. Павлик мечтал и молился! Он усердно просил Господа о велосипеде, его молитвы оставались без ответа. Он обещал Отцу Небесному хорошо учиться, регулярно посещать Дом Божий, креститься чуть ли не в ближайшие выходные, не убивать и даже не прелюбодействовать. Господь был глух. Тогда, прикинув все за и против, Павлик решил, что концепция Бог-Мальчик-Велосипед, работает иначе. В общем он украл велосипед из подворотни соседского дома и стал стал молиться о прощении. Его вычислили на третий день. Сначала его избили соседи у которых он украл велосипед, затем старшие братья, потом его крепко высек отец. Он просил прощения и молился. Спаситель не заступился… Павлик замкнулся в себе, он перестал ходить на еженедельные евангельские учения, стал пропускать воскресные проповеди. Вначале его просили, уговаривали, запугивали гневом Божьим и отлучением, затем махнули рукой…

А между тем, в Средней Школе No.13 Павлик делал успехи, особенно ему нравились и легко давались, естественные науки. После уроков он часами просиживал в поселковой библиотеке, где увлечённо изучал биологию и зоологию по учебникам старшеклассников. Ночами, прячась от родителей и братьев, Павлик зачитывался Джеком Лондоном. К четырнадцати годам, он оставался единственный в семье, да и во всей общине, кто не принял крещение. После окончания восьмилетки Павел Сычёв поступил в Ветеринарный Техникум имени Чарлза Дарвина, на факультет зоотехники. Техникум находился в соседнем городке, при учебном заведении имелось общежитие, куда Павлик и переехал. Учился он с удовольствием, занятия не пропускал, стал вегетарианцем, за отличную успеваемость получал повышенную стипендию.

После окончания техникума его направили работать в городской зоосад, помощником ветеринара. Работа ладилась, животных он любил, те отвечали ему взаимностью. Павлик снял комнату в домике у сторожа, буквально за оградой зоосада. Иногда по просьбе директора, он приглядывал за больными животными по вечерам или в выходные. А ещё он подружился с ветеринаром, Яковом Феликсовичем Гурвичем, а тот в свою очередь проникся к смышлёному юноше и даже открыл ему тайну: оказывается можно научиться понимать язык животных, ближе всех к человеческому — диалект белок. Надо сказать, что Яков Гурвич, был человек пьющий, хоть и не запойный. Когда он бывал трезв, то пытался давать парню уроки, но способностей к языкам у Павлика не было, а через пол года его и вовсе забрали служить в доблестный стройбат Советской Армии.

Советская Власть, не признававшая чужих богов, жестоко обошлась со семьей Сычёвых. Когда Павлик вернулся из армии, все его браться отбывали длинные срока по загадочным статьям на самом краю, обширной географии СССР. Отец медленно высыхал от тревоги и тоски, а потом тихо умер во сне. Мать почти оглохла, её руки сильно тряслись, за покосившимся домом приглядывала рано состарившаяся сестра. Павлик отдал ей заработанные за два армейских года 600 рублей, она испуганно взяла деньги, потом заплакала и перекрестила брата.

Павлик, как был в военной форме, вернулся в город. Первым делом он поехал навестить Якова Феликсовича. Дверь ему открыла румяная тётка:

— Вы до Гурвычей? Запизнывся ты солдатик, воны до Израилю поихалы. И Яша и мама ихняя, але таки добри люды — собаку нашего выликувалы! А ты Павло?