Ноги сами по себе вывели его к синагоге, где толпилось к удивлению много народа. Люди жались к этому вросшему стенами в землю ветхому зданию, будто оно могло защитить их от неизвестного будущего. После бомбёжки осыпалась штукатурка, из под неё гордо сверкала остатками позолоты, замурованная по указанию Пацюка, Звезда Давида. Земля вокруг была усыпана осколками стекла в которых беспечно резвились солнечные лучики. У самой двери на верхней ступеньке, в мятом отцовском таллесе, сгорбившись стоял сын раввина Зимберга, тот самый, что когда-то спас Тору. Вполголоса, едва шевеля обветренными губами, он пел «Ерушалайм спаси своих детей». Потом он толковал людям, что в Талмуде сказано, как щит в форме шестиугольной звезды, которым владел Царь Давид, множество раз спасал от врагов, да спасёт он и его детей, амен…
Солнце медленно пряталось за стенами синагоги, что бы на другой стороне земли взойти над Иерусалимскими Холмами. К концу дня толпа вытолкнула Захара на перрон разрушенного вокзала, где шла посадка на поезд. Состав был забит до предела, даже на крыше сидели люди с мешками и баулами. Мальчик стоял и равнодушно смотрел, как десяток мужчин расталкивая локтями друга, пытаются влезть в переполненный вагон. Вдруг прямо напротив него остановился огромный милиционер:
— Захарка, це ты? — нагнулся к нему Цыбуленко.
— Я, дядя Василь!
— А где папа, где дедушка? — Захар опустил голову.
Цыбуленко положил ему на плечо свою здоровенную ладонь, задумался на несколько секунд и решительно сказал:
— Иди за мной хлопчик, только быстро!
Они пошли вдоль эшелона и остановились у санитарного вагона, выкрашенного в белый цвет. Милиционер подсадил Захара, а следом за ним и сам, уверенно влез вовнутрь. Через пыльные окна, в вагон едва пробивались, солнечные лучи. Внутри пахло медикаментами, все полки были заняты раненными. Рядом с одной из них, молоденькая медсестра, поила солдата водой из битой, эмалированной кружки. Захар подошёл к ней:
— Давайте я вам помогу… — медсестра улыбнулась и передала ему кружку.
— Бидон в тамбуре, напои пожалуйста Корякина с 4Н и Самохвалова с 11В.
Оставив Захара с солдатами, Цибуленко подошёл к доктору. Они тихо говорили, изредка поглядывая на Захара, затем крепко пожали друг другу руки. В это время раздался протяжный, жалобный гудок и состав резко тронулся. Милиционер встретился глазами с Захаром, улыбнулся, махнул рукой и ловко соскочил на перрон…
За окном лесистые, зелёные холмы постепенно сменялись степными равнинами. Захар брался за любую порученную ему работу, он помогал ухаживать за раненными, разносил еду, выносил мусор, прибирался в вагоне. Вечером, когда у него бывало свободное время, Захар садился у окна, пил жидкий чай и не моргая смотрел, как за окном мелькает пустая земля.
Рядом сидел дедушка Давид:
— Захарка, не сутулься, — его почти невесомая рука, лежала на плече мальчика, тёплый голос согревал самую душу. Дедушка продолжал ту самую историю.
— … и хотя Яков был почти на семь лет старше меня, я оказался крепче и выносливей. Капитан судна объявил, что до Константинополя оставалось меньше дня пути. Все пассажиры уже здорово устали от качки, Яков же вовсе не выходил из каюты. Он уже три дня почти ничего не ел и сильно ослаб. Но вскоре волны улеглись, ветер утих, брату стало легче, и я помог ему подняться на палубу. От свежего воздуха у него закружилась голова, но он быстро пришёл в себя. Судно под турецким флагом и ласковым названием «Анатолия» медленно двигалось через Босфор, вода пролива поражала своей изумительной синевой. Незнакомый пейзаж удивлял взгляд, нагромождения белых строений с маленькими окошками и голубыми крышами напоминали цветные картинки из детских, сказочных книг, в куполах мечетей с полумесяцем на шпиле, отражалось низкое восточное солнце. Время от времени, ветер доносил до нас обрывки тягучих, магометанских молитв…
Набережная была усеяна битыми ракушками, перламутровой рыбьей чешуёй, пустыми крабовыми клешнями и панцирями, между которыми сытой походкой, деловито разгуливали крупные чайки. Сойдя на берег, мы попробовали необыкновенно ароматный и вкусный напиток, назывался он кофе по-стамбульски. Его запах привлёк нас, ещё до того, как судно причалило боком к облезлому, деревянному настилу пристани. Варил кофе усатый, толстый турок в красной феске с чёрной, перевитой золотой нитью шелковой кисточкой. Он по-хозяйски радушно улыбался, неустанно передвигая медную джезву, по раскалённому огнём песку. Рядом стоял смуглый, босоногий мальчик, на его бритом затылке, чудом держалась точно такая же красная феска. Мальчик монотонно размахивал веером, отгоняя от хозяина назойливых мух. Позже оказалось, что за две чашечки кофе, предприимчивый турок слупил с нас цену, равную недельной стоимости комнаты в центре Константинополя…
Читать дальше