Освальдо Сориано: Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido)

— Паскудное дело, дружище, — тихо сказал Хуан.

— Не бойся, страшнее и уродливее, чём был равыпе, не буду, — глухим голосом проговорил Сервиньо. Хуан ему еще влил можжевеловой. — Я накрыл их дёрьмом, а? — продолжал Сервиньо.

— Конечно, брат. Мы из них самих дерьмо сделали,

— Ты был там, Хуан? Игнасио победил?

— Ясное дело. Ты можешь двигаться?

— Не знаю… мне лучше… немного холодно…

— Мы повезем тебя в город, чтоб там тебя вылечили.

— Нет… всего переломали… Какое паскудство… умереть сейчас…

— Поднимайся, брат… У меня велосипед. Я тебя отвезу на пункт «скорой помощи».

— Плесни еще глоток.

Хуан поглядел на бутылку и, вздохнув, произнес:

— Больше нет, старина. Потерпи до города, целый литр куплю.

Он попытался вытащить Сервиньо из самолета. Сервиньо со стоном съехал набок.

— Не надо… мы на них наложили… Ты здесь, Хуан?…

— Здесь, брат, здесь.

— Скажи дону Игнасио, что я был с ним… что я перонист…. что я их нё подвел… генерал [13] Имеется в виду генерал Хуан Доминго Перон может гордиться, когда узнает…

Тело пилота содрогнулось и застыло, Хуан ласково провел по темным волосам Сервиньо и, повернувшись, посмотрел на сержанта Гарсиа глазами, полными горя.

— Помоги мне…

Они отнесли труп в ангар, завернули в найденный там кусок брезента. Постояв немного. над телом друга, они вышли на улицу. Над линией горизонта пылало солнце.

— Мы не подведем, — сказал Гарсиа.

Молча вернулись к самолету. «Бычок», слегка покачиваясь на ветру, стоял, наклонясь вправо. Одно колесо шасси утонуло в грязи.

— А с кем драться будем? — спросил Гарсиа.

— Говорят, что армия выступит. Теперь мы, кум, не ошибемся. — Умеешь самолетом управлять? — спросил сержант.

— Нет… Но видел, как Сервиньо управлял. Должно быть, нетрудно. Они обошли самолет. Крылья поблескивали в лучах солнца.

— Дружище Хуан!

— Что?

— Мы победим?

— Конечно. Ведь те ничего не стоят.

На лице сержанта Гарсиа появилась улыбка.

— А потом пойдём к нему.

— К кому?

— К Перону. Привезем его.

— С ума ты, сержант, спятил.

— С ума спятил? Мы ему покажем, что с городом сделали, расскажем про Игнасио, Матео, Сервиньо, про всех, кто за него отдал жизнь.

Хуан посмотрел на друга, у того были воспаленные, покрасневшие глаза. — Когда узнает, старик будет взволнован.

— Конечно, речь с балкона муниципалитета скажет. А воякам от позора некуда будет деться.

Они подошли к кабине «Бычка». Перед тем как в нее подняться, Хуан взглянул на солнце и зажмурился.

— Хороший денек занимается, сержант.

Гарсиа, обернувшись к городку, вглядывался в горизонт. И хотя на лице его была написана усталость, с губ слетело бодро:

— Настанут и для нас лучшие времена!

Как солнце в малой капле вод, отразились в жизни захолустного городка, затерявшегося средь необъятной пампы, трагические события, что пережила Аргентина в недавние годы.

О происшедшем в городке Колония-Вела, по замыслу Освальдо Сориано расположенном неподалеку от местного административного центра Тандиль, в провинции Буэнос-Айрес, но весьма отдаленном от аргентинской столицы, повествует писатель в романе «Ни горя, ни забвенья…» И все же в провинциальных деятелях, выступающих в произведении, как отмечалось латиноамериканской критикой, проглядывают типичные черты представителей тех сил, которые сыграли роковую роль в истории страны.

После государственного переворота, совершенного правой военщиной десятилетие назад, в 1976 году, в Аргентине на протяжении почти восьми лет господствовала антинародная диктатура, установившая режим жесточайшего кровавого террора, жертвами которого стали тысячи и тысячи граждан, зверски убитых или «бесследно исчезнувших». Военной хунтой были отменены демократические свободы, приостановлена деятельность политических партий и профсоюзов, был распущен Национальный конгресс, конституция сведена к нулю. Дезорганизованной оказалась экономика страны.

Захватившие власть путчисты для достижения своей цели воспользовались резко осложнившейся внутриполитической обстановкой — в частности, возросшими противоречиями в правившей хустисиалистской (перонистской) партии.

Возникшее еще в послевоенные годы буржуазно-националистическое движение реформистского толка, связанное с именем известного государственного и военного деятеля Аргентины генерала Хуана Доминго Перона (возглавлявшего правительство с 1946 по 1955 и с 1973 до своей смерти в 1974 г.), превратилось в значительный фактор и до сих пор оказывает серьезное влияние на широкие массы. В 1947 году была основана перонистская партия. Распущенная было после падения правительства Перона в 1955 году, эта партия вновь появилась на политической арене спустя три года под названием хустисиалистской (от испанского слова «хустисиа» — справедливость), провозгласив борьбу за социальную справедливость с «третьей позиции» — между капитализмом и социализмом — на основе «гуманизации капитализма». После нового избрания Перона на пост президента республики в 1973 году хустисиалистская партия приумножила свои силы. «В условиях, когда коммунисты подвергались гонениям, — пишет член ЦК Компартии Аргентины Хосе Мариа Ланао, — большинство трудящихся подпало под воздействие идей перонизма, оказалось под влиянием лидера, опиравшегося на государственный аппарат, единственный в стране профцентр и партию разнородного классового состава, располагавшую массовой базой».