Анатолий Тоболяк - Во все тяжкие…

— Где ты шляешься? — дунуло из трубки холодным ветром и дождем.

— А ты?

— Я работаю. Работаю я. Сначала дома переодевался, а потом ездил в Рыбвод к Милене. А теперь работаю.

— Ну и что? Объяснился? Обцеловал ее туфли? — засмеялся я, но смех вышел и невеселым, и недружеским. Автономов тут же справедливо послал меня на… и тут же закричал: — Погоди, не бросай трубку! Встретиться не хочешь?

— Зачем?

— Да не работается мне, хоть убей. К тому же, кажется, заболел. В горле першит, сопли, башка горит… продуло, наверно, у тебя на полу.

— Ну так иди домой, ляг в постельку, прими аспирин. Закапай луковой выжимки в нос, помогает.

— И тяпнуть полстакана «Столичной» с перцем?

— Это уж как знаешь. А лучше вызови Милену. Она облегчит твои страдания.

— Нету ее! — проскрежетал Автономов. И заперхал, закашлял.

А и где же она?

— На каком-то региональном совещании. Только к вечеру освободится.

— Так ты ее видел или не видел?

— Говорю, на совещании. Как я мог ее видеть? А ты свою видел? — осведомился он.

— А зачем мне ее видеть? Придет — увижу.

— Ну, Милена придет — я тоже увижу. А ты не навестишь больного на дому? — устало прокряхтел он. А ведь несколько часов назад был свеж и деятелен!

— Извини, Костя, я тоже что-то неважно себя чувствую. Не по себе мне. Похоже на отравление… («чем?»). Забрел вот в писательскую, а сейчас пойду домой и залягу.

— Ну, давай. Звони, если что. Домой.

— И ты звони, если что.

Так мы распрощались, отчужденно, в общем-то, каждый занятый своими внутренними катаклизмами…

В четыре часа, в обычное время прихода с работы, Наташа не появилась. В шесть тоже. В седьмом часу я позвонил ей на квартиру. Опять ответил Сергей, ее сын, но на этот раз он закричал:

— Мама, тебя! — И через минуту-другую она взяла трубку.

— Да. Слушаю. Але!

— Внимательно слушаешь? — уточнил я, и наступила пауза. Затем она спросила, зачем я звоню и что я хочу ей сказать.

— Ну, собственно, мы могли бы побеседовать у меня, — ответил я. С придыханием получилось. — Ты разве не собираешься сюда?

— Пока нет.

— Как это понять, Наташа?

— Я должна успокоиться и все обдумать, — донесся до меня ее слабый голос.

Вот как! А ночью у тебя не было для этого времени?

— Ночью я ухаживала за своей подругой.

— Что ты делала? Повтори, пожалуйста.

— Моя подруга заболела. Она живет одна. Я за ней ухаживала, — исправно объяснила моя собеседница.

— И как зовут твою подругу? Иваном? Борисом? Аполлоном? — назвал я первые пришедшие в голову мужские имена.

— Ее зовут Ольга.

— Хорошее имя. Старославянское. Познакомишь меня с ней?

— Не думаю, что это необходимо. У меня может сбежать молоко на кухне.

— Хочешь, чтобы я положил трубку? Сейчас положу. Но скажи все-таки, когда мне тебя ждать?

— А ты не жди. Так будет легче и тебе, и мне. И не звони, пожалуйста, некоторое время, хорошо?

— Постараюсь, — пообещал я. — А ты сегодняшнюю ночь тоже проведешь у подруги?

— Нет, я буду дома, — не приняла Наташа подтекста этой фразы. Ту-ту-ту! — пошли гудки отбоя.

ЧТО Ж, ВСЕ ПРАВИЛЬНО. В МОЛОДУЮ И ЗРЕЛУЮ ПОРУ Я ПЕРВЫМ УХОДИЛ ИЗ ДОМА, А ТЕПЕРЬ МЕНЯ БРОСАЮТ НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ. Подруга, ха-ха! Знаем мы ваших так называемых подруг! А собственно говоря… разве я не тосковал в последнее время по своему привычному образу жизни? Чего же, спрашивается, мечусь по комнате и бешусь, подобно неразумному Автономову?

… который позвонил мне в девять часов вечера и совершенно осипшим голосом сообщил, что его Милена до сих пор не пришла домой. Впору бы захохотать от таких совпадений, от аналогичности наших ситуаций, но я сдержался и спросил, звонил ли он родителям Милены — может быть, она там?

Да, он звонил. Он звонил, просипел простуженный Автономов, и родители сказали, что Милена заходила около шести, привела дочку и оставила ее у них, а сама — так она сказала — поспешила к заболевшей подруге.

Тут уж я задохнулся от смеха — еще бы! Но Автономов его не услышал, ибо я захохотал внутренне. А вслух успокоил его:

— Ну, пошла и пошла! Какая в этом трагедия? Как ты себя чувствуешь?

— Слышишь, хриплю? Глотку дерет. Температура тридцать восемь и пять. А она, видишь ли, подругу лечит! Какая подруга? Кто она? Нет у нее настоящих подруг. Вранье это!

— А может, и не вранье, Костя. Подожди, не паникуй. Лекарства у тебя есть? Жаропонижающее, к примеру?

— Есть, есть, да что толку!

— Ну, хочешь я приду? Поухаживаю за тобой.

— Так твоя тебя и пустит! Как же!