Анатолий Тоболяк: Невозможно остановиться

Братьям Борису и Вадиму

Иду в гости к Медведеву. День рождения Медведева. Давний приятель Медведев. Не Рой, не Феликс, Иван Медведев. Круглая дата: 40 лет. Четыре раза по десять или восемь раз по пять — как угодно. Много сделано. Медведев кандидат наук. Программист, само собой. Медведев женат. Растит сына. Медведев трезвенник. Медведев астматик. Девяносто килограммов чистого веса. Это в лучшие времена. Недавнее канадское наследство. Получено через Инюрколлегию.

Иду по улице Есенина, мимо панельных домов-двойняшек. Несу в подарок академическое издание Свифта. Почему улица Есенина? В наших краях поэт никогда не бывал. Не надо идиотских вопросов! Почему висит старый плакат на фасаде телеателье: «Крепите дружбу с народами Африки!»?

Это из области необъяснимых явлений. Шагай и шагай, дурачок, по окраине родины, вдоль зеленых сопок — за ними океан вздымает и опускает корабли и кораблята. Исконно русская земля, на которую зарятся жадные япошки. Не отдадим. Никогда.

Выхожу на улицу Угольную. Мне случалось ходить и по Коммунистическому тупику в одном из сибирских городов.

Мелом на стене крупными буквами: «ПРИВЕТ ВСЕМ ОТ САТАНЫ!» Автора сюда. Не иначе жертва видеокошмариков. Его же рукой рядом: «КИРЯ — ЗВЕРЬ!» Нет оснований не верить. А Иван Медведев отмечает день рождения. А я оцениваю беглым взглядом девицу на скамейке. Рядом с ней детская коляска. Читает девица — надо же! — книжку читает. Какую, интересно? Наклоняюсь на ходу, заглядываю на обложку. Подумать только: «Преступление и наказание» Федора Михайловича. Повезло младенцу на маму. Господи, спаси их и помилуй!

Господи, объясни, что происходит? Зачем я иду к Медведеву, зачем несу в подарок Свифта, если вчера вечером накидывал веревку на крюк в ванной комнате? Всерьез примерялся, но такие страшные вопли раздались за стеной… Я кинулся на лестничную площадку, забарабанил в дверь соседней квартиры: «Эй, вы, звери! Прекратите немедленно! Вызову милицию!» Пресек кромешную драку, спас кого-то, продлил свое существование. Выдрал крюк из стены, изрезал веревку на куски — ну и что? Пора бы уже знать себя: не умею сопротивляться соблазнам. А велик соблазн, ох велик!

Надо, кстати, позвонить. Как раз попадается телефон-автомат. «Двушка» уже давно в руке. Опускаю, набираю номер. Ну, кто ответит? Голос Клавдии, конечно, — бодрый, деятельный: слушаю!

— Это я. Да, я. Позови Олю. Она дома?

— Она дома. А что ты имеешь ей сообщить?

— Поздороваться. Поговорить.

— Только и всего. А как насчет, извини, денег?

— Временное безденежье.

— И как долго, извини, продлится?

— Зависит не от меня. Книжка на машине. Печатают.

— Ну-ну. А получишь — просадишь с дружками. Дело известное. — И кричит: — Ольга! Подойди! Папа звонит.

То есть звонит папа.

— Здравствуй, неповторимая, — говорю я, сдыша слабый девчоночий голос. — Ты здорова? Не хулиганишь? Все в порядке? Возвращаешься домой вовремя? Вспоминаешь меня? Что читаешь? Как вообще настроение? — такой неизменный набор вопросов. И ответы соответствующие: здорова, все в порядке, не хулиганю, вовремя, соскучилась, «Вешние воды»…

— А я иду на день рождения, представь себе.

— Да? К кому?

— К дяде Ивану.

— А-а!

— Давай назначим свидание на воскресенье. Сходим, например, и кино.

— Давай.

— Встреча около «Луча» в десять утра. Как я тебя узнаю? В чем ты будешь одета?

Смеется моя дочь. Ее зовут Ольга. Фамилия, как у меня, Теодорова. Не спрашивает, здоров ли я, не хулиганю ли, все ли у меня в порядке, возвращаюсь ли домой вовремя. Два года разъединения при кратких встречах все-таки дают о себе знать…

Прощаюсь. Чмокаю трубку и прощаюсь, продолжая путь к Ивану Медведеву, слегка взбодренный, чем-то вроде обнадеженный. И прихожу куда надо без ошибки. На двери табличка: МЕДВЕДЕВ И. Л. Табличка — редкость в наше время. Я звоню, думая при этом: не больше пяти рюмок. Предел — шесть. Если крупные. А если маленькие? Но благую мысль до конца не додумываю — дверь распахивается. Передо мной Нина Медведева, жена, она же хозяйка, — маленькая, полная, в нарядном платье и кухонном фартуке. Разгоряченная, улыбчивая.