— Нет. Пришел посмотреть на игру.
— Тоже недурственно, — одобрил Четвергов и перевел взгляд на руки Автономова, на дрожащие руки Автономова, отсчитывающие зеленых Авраамов Линкольнов. Любой, кто не знал Автономова, мог бы подумать, что перед ним отчаянный жадюга. Подумал так, наверно, и Четвергов, ибо улыбка зазмеилась по его губам. А у меня мелькнула испуганная мысль: как мой дружок собирается гонять шары такими позорно неверными руками?
— Вот! — справился он с купюрами. — Как договаривались, из расчета пять тысяч за доллар. Следовательно, тысяча четыреста долларов, так?
— Абсолютно убедительно! — со вкусом чмокнул языком Четвергов, и меня опять покоробило от его фразеологии. — Теперь можно и в бар пожаловать. Я угощаю.
Он двинулся вперед, а я взмолился:
— Костя! Отпусти меня, Христа ради, на волю. У меня идиосинкразия к этому типу. И вообще мне тут тошно.
— Не хнычь. Держись. Ты мне обещал, — коротко и озлобленно бросил Автономов.
— В таком состоянии, Костик, гадом буду, Костюшка, ты все спустишь, что у тебя осталось. Много у тебя осталось?
— Не твоего ума дело, — обрезал он.
— А, вон ты как! Ну, тогда прощай.
— Стоп! Не смей! — цепко ухватил он меня за плечо. — Извини, Анатоль, он меня завел, эта сука лощеная.
— Он тебя специально завел и еще сильнее заведет. Вот чего я боюсь, дражайший.
— Хоть ты меня не заводи! Пошли!
Немыслимый Четвергов уже расчистил место у стойки (или оно расчистилось перед ним само собой). Он ласково нам улыбнулся, и мы встали рядом с ним слева и справа.
— Итак, — потер Четвергов ладошки, — что будем? — «Дражайшие».
— Коньяк. Большую рюмку, — отрывисто заказал Автономов.
— Ясненько. Какой предпочитаете? «Наполеон» устроит?
— Пойдет!
— Ясненько. Боря, ты слышал? — обратился он к бармену. — А вы? — перекинул он свой жгучий взор на меня.
— Коньяк. Большую рюмку, — отрывисто, точь-в-точь как Автономов, заказал я. Тем самым проявил полную с ним солидарность. Но тут же спохватился и исправил заказ: — А пожалуй, знаете что. Я пью большими дозами, такая у меня метода. И мне не играть. Так что полный фужер и бутерброд с икрой. Два бутерброда с икрой, пожалуй.
— Ноу проблем, дражайший. Тоже «Наполеон»?
— Да, если нет ничего дороже.
— Боря, есть у нас что-нибудь дороже «Наполеона»?
— Могу предложить… — Бармен перечислил три названия, которые мгновенно вылетели из моей памяти.
— Вот-вот, — сказал я. — То, что надо.
Сам Четвергов заказал сухое вино и принялся неспешно его смаковать, причмокивая толстыми губами. Я залпом отпил полфужера благородного коньяка, надкусил бутерброд и завороженно уставился па безумный бриллиант па галстуке Четвергова. Что касается Автономова, то он махом опорожнил свою рюмку, заказал новую (зря, зря!) и по-деловому заговорил:
— Итак, предлагаю первую партию на двести долларов. Вторую — по заказу проигравшего. Ну и так далее. Возможно с удвоением. Расплата по окончании игры — пойдет?
— Постойте, любезный, постойте! — перебил его курчавый благодушный Четвергов, изменяя своему «дражайшему». — Вы торопите события. Мы вчера даже не познакомились как следует. Впали в плебейский азарт, позабыли о красоте игры. Меня зовут Виктор Викторович. Я представляю в этом доме фирму под названием «Феникс». Слышали о такой?
— Ну слышал. Ну и что? — бросил Автономов.
— А вы, Константин Павлович, как я понял из информации вашего зятя, еще недавно представляли на нашем острове могущественный Рыбвод. Правильно я понял?
— Ну правильно. Ну и что? — опять бросил Автономов. Я физически чувствовал, как чешутся у него руки, как распыленно бьется его сердце, как не терпится ему оказаться за игровым столом. «Успокойся, Костя, Христа ради!» — мысленно молил я его.
— Я предполагаю, Константин Павлович, дражайший, что у вас и по сей день остались большие связи в рыбной промышленности острова. Я не ошибаюсь?
— Ну не ошибаетесь. Ну и что? — зациклился Автономов и вдруг настороженно замер, не донеся очередную рюмку до рта. А Четвергов рассмеялся, от души рассмеялся.
— Боже мой, как вы сразу напряглись, Константин Павлович! А я всего-то хочу сказать, что деловые связи в наше крутенькое время — это живые деньги, причем большие деньги. А кому, хотел бы я знать, могут помешать большие деньги? — риторически спросил благодушный пузан.
Автономов уставился на него. Его зрачки превратились в крошечные мерцающие точки, а голос завибрировал:
Читать дальше