Эли Фрей - Город за изгородью

Бешеные глаза Брыка я не забуду никогда. Это были нечеловеческие глаза. Зрачки стали бесцветные, совсем прозрачные.

Он достал зажигалку и поджег заранее приготовленную палку с намотанной на конце тряпкой. Тряпка загорелась сразу же. Очевидно, ее заранее промокнули бензином.

Кит стал протаскивать через прутья горящий факел, пламя почти доставало до кожи. Сейчас, вспоминая тот день, я думаю, что Киту, на удивление, хватило мозгов не опалить нас. Он просто пугал нас, то приближая, то отдаляя факел. Но это приводило нас в такой ужас, что я до сих пор помню, как отчетливо чувствовал боль от тычков горящей палки. Остались фантомные ощущения от того, как вспучиваются волдыри на руках. Я осматриваю свои руки. Следы от ожогов должны остаться на всю жизнь. Руки чистые. Кит просто пугал нас.

Смех Брыка был ужасен. Я никогда не слышал ничего более ужасного.

Игорек визжал.

– О, да у нашего барашка девчачий голос! Блей, овца! Громче!

Мы бились в нашей клетке, пытаясь раздвинуть ворота. Но тщетно. С внешней стороны ворота держали десять человек.

Кит вскоре добрался до меня.

– А ты что, прохлаждаешься, Бобер? Сейчас мы подпалим твою крысиную шкуру! Эй, кто хочет отведать крысятины?

Раздался одобренный гул.

Мне казалось, что пламя обжигало. Но это ошибочные ощущения. Может, у Кита хватило мозгов не делать этого, в чем я сильно сомневаюсь, а может, мокрая кожа и одежда не давали пламени нас поджечь, что более вероятно. В тот день я мысленно поблагодарил Бога за то, что на дворе дождливая осень и что нас облили водой. Были бы мы сухие – пламя быстро перенеслось бы на нас.

Я думаю, что Кит все-таки был просто полным отморозком, который никогда не задумывается о таких вещах. О том, что мы просто можем сгореть заживо. И то, что на моей коже не осталось волдырей, – чистое везение.

Ваня бился о ворота и ревел.

– О, вот это я понимаю, медвежий рев! А ты, овца, со своим блеянием всегда будешь бараном!

Кит пару раз ткнул Игорька обычной палкой.

– Ну-ка крыса, запищи!

Мне досталась пара тычков палкой. Я взвыл.

– Молодец, крыса!

Вскоре Киту надоела его игра, он вскочил на ворота и стал их раскачивать, крича при этом:

– Бобер! Бобер! Бобер!

Все поддержали его и тоже вскочили на ворота, крича хором:

– Бобер! Бобер! Бобер!

Кит зачерпнул хорошую пригоршню грязи и что есть силы запульнул в меня.

Холодная грязь густой массой растеклась по лицу, я чувствовал, как она забивается в рот и нос, заливает глаза. Я обтерся рукавом, очистил глаза. Но вот в рот все равно попало прилично грязи, и я закашлялся.

Больше всего мне тогда хотелось вырыть ямку и сунуть туда голову, как страус, чтобы ничего не видеть и не слышать. Если я чего-то не вижу и не слышу, значит, этого нет. Как бы я этого хотел, чтобы ничего не было.

На поляне никто нас не нашел бы. Это они предусмотрели. Мы сидели в хоккейных воротах, как в клетке.

У Ванька жили дома три ленивых жирных хомяка. И когда я приходил к нему, ради забавы тыкал в них соломинкой, наблюдая, как они повизгивают и от испуга бешено носятся по клетке. Сейчас мы с Игорьком и Ваньком были этими хомяками.

– Бобер! – Кит подошел совсем близко к прутьям и посмотрел на меня дикими глазами. – Тебе предъявляется обвинение в государственной измене против Родины. Надо выбрать тебе наказание. Пацаны, что будем делать с крысой? Повесим его или утопим?

– Утопим! Утопим! – заревела толпа.

Я был в ужасе. За пустырем находится Северная Балка.

Они раскрыли ворота и вытащили меня за шкирку.

Игорек с Ваней стали биться в своей ловушке.

Ваня заорал и стал что есть мочи раскачивать ворота. Игорек помогал ему. Раздался возмущенный гул. Они пытались удержать ворота, но гнев Вани был сильнее. Прикладывая нечеловеческие усилия, Ваня с Игорьком повалили воротину набок и выбрались наружу. Кит отвлекся на эту сцену, я подлетел к нему и изо всех сил толкнул. Кит поднялся на ноги. Глаза его были полны яростью и желанием отомстить. А мстил Кит жестоко. Он накинулся на меня.

Первый его удар был настолько сильный, что сразу сбил меня с ног. Весь воздух в одно мгновение вырвался из моих легких, я не мог ни вздохнуть, ни закричать. В ушах звенело, перед глазами все стало оранжевое. Острый удар ногой в бедро вызвал вспышку боли во всем теле.

В гневе и ярости Кит принялся колотить меня руками, ногами, да и всем, что попадало под руку, – камнями, палками, острыми железками. Он ревел, как самый страшный на свете зверь. Я согнулся, пытаясь закрыть живот и лицо. Все тело онемело, и, кажется, я уже ничего не чувствовал. Очередной удар ногой по уху, и я уже перестал что-либо слышать.