Лариса Райт - Последний шедевр Сальвадора Дали

– И что будет там?

– Там будет то, что я называю Дали, далекий от публики. – Художник усмехнулся, и была в этой усмешке легкая горечь сожаления. – Мир считает меня почитателем тонконогих слонов, расплывшихся циферблатов, лица Галы и «пухлогубых» диванов, но это не так, совсем не так. Если кто-то ограничен этими знаниями, то не надо приписывать свою ограниченность Дали. Здесь даже самые малосведущие о моем творчестве увидят наконец полную картину. И на вопрос, кто такой Дали, уже никогда, никогда не смогут ответить: просто художник.

– Но ведь вы – художник.

Укор девушки был искренен и объясним. Сама она отдала бы многое, чтобы называться художником.

– Я, – Дали смерил ее долгим взглядом, – художник собственной жизни и всегда делаю то, что мне интересно. А когда человеку интересно слишком много, он уже не может быть охарактеризован одним словом «художник».

– А как тогда его описать? – живо спросила Анна.

И снова долгий взгляд, лишенный всякой иронии, и чрезвычайно серьезный ответ:

– Гениальный художник.

Девушка согласно кивнула. Уж кто-кто, а она нисколько не сомневалась в сверхгениальности этого человека, хотя теперь понимала, что о его творчестве ей неизвестно практически ничего – так, малая толика того, что какой-то составитель по собственной воле решил поместить в художественный альбом. А что в нем было? Все верно: слоны, часы и Гала. И даже диванам не осталось места.

– Что ты думаешь о рождественских открытках? – внезапно спросил художник.

– Ну, – Анна, охваченная неожиданно яркими воспоминаниями, замялась, – их приятно получать…

… – Разве их неприятно получать? – Отец вертел в руках открытку, которую мать только что вынула из почтового ящика и, поджав губы, не в силах скрыть укор, бросила на стол.

Анна, стоя за дверью в своей каморке, наблюдала за ними через щелку. Она видела не только родителей, но и стол со старой растянутой скатертью, и облезлые стулья. Мебель ее нисколько не занимала. Внимание приковала небольшая елочка с редкими ветвями и почти осыпавшимися иголками, которая стояла в железном ведре и, несмотря на свой унылый вид, выглядела почти нарядной в окружавшей ее еще более унылой обстановке. Елка напоминала о празднике. И пусть на ней не было ни шаров, ни бантов, ни звезд, ни даже карамелек, но под ней рядом со ржавым ведром обязательно должны были появиться подарки. Анна смотрела во все глаза и не видела около елки ни намека на праздничные коробочки или свертки. Она вздохнула. Может быть, волхвы чувствуют, что она не спит, и поэтому не приходят? [40]Или они ждут, когда лягут родители? Тогда, наверное, надо выйти и сказать им, что пора ложиться, иначе Анна останется без подарков. А это несправедливо! Несправедливо! В этом году она вела себя очень хорошо: не капризничала, не просила ни игрушек, ни сладостей (мама сказала, что отец потерял работу и Анна должна понять, и она старалась), прилежно училась и красиво рисовала. Она заслужила подарок от волхвов: чудесную нарядную куклу, мимо которой она с вожделением ходила почти целый год.

Фарфоровая красавица с белоснежным керамическим лицом, в соломенной шляпке, кружевном платьице и пластмассовых туфельках с серебристыми застежками надменно сидела на стульчике в витрине детского магазина. Каждый раз, когда Анна, сворачивая шею, проходила рядом, ей казалось, что кукла насмешливо смотрит ей вслед и даже показывает язык. О том, чтобы попросить ее у родителей, не могло быть и речи. Кукла стоила очень дорого. Анна даже не знала сколько – в витрине не было ценника, – но понимала: такие красотки не бывают дешевыми. Один только раз она позволила себе остановиться у витрины и буквально сверлила куклу взглядом, представляя, как будет кормить ее, купать, укладывать спать и собирать на бал. Она назовет ее Софи, и Софи станет ее лучшей подругой. Мать легонько дернула девочку за руку – пора уже идти дальше, и вот тут Анна не удержалась и сказала с придыханием:

– Такая красивая!

Мама грустно улыбнулась и согласилась:

– Красивая.

Больше никаких разговоров о кукле не было. Но Анна договорилась о ней с волхвами и чувствовала себя счастливой. Она знала: волшебники не подведут. В Новый год она подкрепила свою уверенность, повторяя про себя, как заклинание, «Софи! Софи! Софи!», раскусывая каждую из двенадцати виноградин [41]. И вот сейчас она отчаянно ждала чуда и боялась его пропустить. Девочка буквально заставила себя отойти от двери и забралась под одеяло. Мама всегда говорила, что волхвы приходят, когда дети спят. Анна зажмурила глаза, но сна не было. Из соседней комнаты доносились голоса родителей, и девочка не могла не услышать разговор.