Лариса Райт - Последний шедевр Сальвадора Дали

Неистовые приключения? Ох, вот уж нет. Жизнь обошлась с моей семьей слишком сурово, чтобы я могла мечтать о приключениях. Мне хотелось бы, чтобы папа был здоров, и братик тоже, и чтобы мама не плакала. И не нужны нам никакие приключения. Хотя бы щепотку обычного счастья!

Большая любовь? Ну, наверное, когда-то она придет. Скорее всего. В общем, мне бы этого хотелось. Но будет ли большой? А это, вообще, можно измерить? Или вот у Дали, например, к Гала – большая любовь, а все, что у других, – это просто выдумка? Но как тогда объяснить наличие Аманды? И возможно ли в этом случае называть отношение художника к жене большой любовью? Как все сложно! Пусть просто будет любовь: взаимная, спокойная, надежная, а уж большая или какая там еще, жизнь покажет.

– Жаль, очень жаль.

Голос художника отвлек Анну от собственных мыслей. Ей стало неловко от того, что она позволила себе ускользнуть.

– Простите, – прошептала девушка, потупив взгляд, как нашкодивший ребенок.

– Я говорю, – не моргнув глазом, повторил Дали, – какая жалость, что сейчас нет всех этих переходов, арок и галерей, которые существуют в моей голове. Вот по этой галерее, – он указал кивком вперед, – можно будет дойти до «Зала Сокровищ». А справа непременно надо будет разместить очередной шедевр выдающихся размеров.

Возможно, нечто с фотоэффектом. Я уверен, что очень скоро фотография шагнет вперед. Поверь, дорогая, твое поколение ожидает масса сюрпризов. Но Дали потому и Дали, что способен ублажать публику сюрпризами уже сейчас. Так что справа обязательно надо разместить нечто особенное. Скорее всего, что-то из ненаписанного [37].

Анна вошла во вкус этой странной экскурсии, махнула рукой влево, спросила:

– А что будет там?

– О! – Дали вдохновенно улыбнулся ее интересу. – По обеим сторонам сцены определенно должны быть масштабные композиции. Было бы неплохо, если бы по сюжету они перекликались с гобеленами. Так что справа будет хорошо смотреться «Галлюциногенный тореро». Картина давно в моем музее в Санкт-Петербурге, что во Флориде, но я напишу ее копию на ткани. Дали критикует корриду, но вместе с тем не может не уважать доблесть прославленных тореадоров. Манолете, которого я изобразил на этом полотне, один из них. Вот скажи, – художник обратил к девушке пытливый взгляд, – как ты придумываешь образы?

– Я? – Анна смутилась. Она никогда об этом не задумывалась, да и если бы задумалась, не смогла бы найти ответа. Его просто не было потому, что до сегодняшнего дня она не написала ничего такого, чего не могло существовать на самом деле. И уж если бы взялась писать тореро, то он был бы вполне реальный, а не какой-то там «галлюциногенный». Девушка пожала плечами: – Я ничего не придумываю.

– И очень зря! У художника обязательно должна быть собственная картина мира, выстроенная им самим система образов. Дали давно сформировал свою систему: Гала, Венера Милосская, мухи, автопортрет – мальчик в матроске, бюст Вольтера, но эта система постоянно трансформируется, образы накапливаются, воображение пополняется. Как думаешь, оно может переполниться? – Художник задал вопрос с неподдельным интересом. Анна даже не поняла, спрашивал он ее или самого себя. Но Дали все же ждал ее реакции.

– Я не знаю, – ответила девушка.

– Вот и я тоже пока с этим не сталкивался. По крайней мере, в моей голове эти образы помещаются самым чудесным образом и делают картину мира ближе и понятнее. Образное мышление необходимо творцу. Если у тебя его нет – никогда им не станешь.

Анна вздохнула. Она никогда не думала в таком ключе о профессии художника. Казалось, в мире столько всего достойного быть запечатленным на холсте, что воображению просто незачем работать. Но если рассуждать, как Дали, то получается, что художник без фантазии никуда не годен. А как же тогда портретисты или пейзажисты, которые проводят долгие часы, недели, месяцы на пленэре, чтобы только изображение на картине в точности соответствовало оригиналу? Может быть, она как раз из таких художников, которые созданы для того, чтобы рассказать миру об истинной красоте природы и человека. Из тех, кто не будет заставлять публику искать, понимать, додумывать? Из тех, кто будет творить лишь для того, чтобы уловить и передать впечатление, подобно Моне, Ренуару или тому русскому с необычной фамилией, что добавлял в краску воск и его лунная дорожка на реке мерцала настоящим свечением [38].

– Я полагаю, – Дали в задумчивости водил носком туфли по пыльным камням, а обувь удивительным образом оставалась чистой, – каждый истинный художник в душе остается ребенком: ранимым фантазером, точно знающим, что он хочет.