Мартин Эмис - Лондонские поля

Когда наступает средний возраст, ты все время думаешь, что умираешь. Когда ты и правда умираешь, ты тоже думаешь об этом. Но на этом все сходство и заканчивается. Все сходство заканчивается.

5 ноября, утро, половина десятого.

Николь провела со мной уже более трех часов. Она в соседней комнате… Слышу, как она там расхаживает. По счастью, она не требует от меня безраздельного внимания. Например, была настолько любезна, чтобы позволить мне завершить главу 21. Я все время подбадриваю ее при помощи кофе. Она приняла душ. А потом и ванну. И еще попросила у меня вощеную нить для чистки зубов. Когда она устает расхаживать туда-сюда, то сидит на диване в одном из халатов Эспри и при этом даже не курит, просто смотрит в окно — на низкое солнце, которое к этому часу уже достигло своего апогея и пребудет на таком же расстоянии от земли весь день напролет, пока луна не примется за свое посредничество, оказавшись между солнцем и нашими глазами. То и дело Николь впадает в состояние, подобное трансу, и тогда я могу тихонько удалиться в кабинет и писать. Но как она наполняет собой квартиру, как наполняет квартиру ее присутствие! Это — как сильный аромат. Или — как гнев. Она снова включила ТВ и смотрит, несомненно, новости — из Вашингтона, из Бонна или из Тель-Авива, новости о штормах и приливах, о луне и солнце (небо падает!), словно бы пролистывая их в поисках соответствия, в поисках чего-то такого там, снаружи, что могло бы сказать «да» тому, что у нее внутри. События и возможные события — мир должен захотеть того или иного. Тогда как для меня все гораздо проще: ТВ само является моим соответствием — сводником, щелкопером, посредником, соглядатаем, низменным папарацци.

Полагаю, природа одержимости такова, что тот, кого она обуяла, добирается до самого донышка. Он стремится добраться до самого донышка всего, что ему доступно.

Рядом с баронским мусорным баком Марка Эспри высится кипа разношерстных журналов, высота которой достигает бедер. У всех них есть нечто общее — определенный объем редакционного материала о Марке Эспри: краткий биографический очерк, интервью, да какие награды он получил, да какой у него любимый цвет, да кого он в данный момент трахает. По мере того как я продвигаюсь по этой кипе все ниже, журналы становятся все более старыми, а Марк — все более молодым (причем этот процесс ускоряется в связи с возрастающей частотой моих посещений туалета). И так оно шло, пока вчера вечером я не обнаружил, что сквозь слезы напряжения взираю на парные фотографии Марка Эспри и Корнелии Константайн под заголовком «БЫЛО ЭТО У НИХ — ИЛИ НЕ БЫЛО?». Она говорит, что не было. Он говорит, что было.

Ну конечно. Мариус Эпплбай — всего лишь псевдоним. Это Эспри. Я так и знал — я даже не удивился. Чтиво было почти до смешного сентиментальным. Чем еще можно объяснить столь знакомый вкус и сдобность (как у бисквитного торта, для приготовления которого берется по фунту каждого из его ингредиентов, смею заверить) той любви-ненависти, какую я испытывал к «Пиратским водам»?

Углубляясь в стопу журналов, я нашел дополнительные, более ранние сообщения: скандалы, обвинения. Она подала на него в суд; он все уладил; сомнения сохраняются. «Эта книга — сплошная ложь», — говорят Корнелия и ее адвокаты. «Что случилось, то случилось», — настаивает Эспри.

Естественно, я теперь на стороне Корнелии. Но остается пара загадок. Всего там около дюжины ее фотографий, включая несколько, на которых она позирует в купальнике, и физически она вполне соответствует описанию в книге, за исключением двух частностей. Во-первых, ясно, что у Корнелии совершенно плоская грудь. Второе отличие касается ее лица, или его выражения, — оно никогда не меняется и свидетельствует о поистине беспомощной тупости (во всяком случае, так это воспринимает обозреватель).

Что же произошло на самом деле? Думаю, тому, кто хочет знать правду, следовало бы спросить об этом у старого Кванго.

Прежде чем я успел поделиться этими открытиями с Николь, она отрывисто сказала:

— Как я все здесь ненавижу.

— Да, на вкус некоторых людей это несколько чересчур.

— Это апофеоз вульгарности. Но дело даже не в этом. Дело в том, что халаты, безделушки-побрякушки, награды и все такое прочее — сплошь подделки, без единого исключения.

— Не может быть!

— Посмотри на этот перевод. Полная абракадабра. Он его сам напечатал, за собственные деньги.

— Но он же, он так…

— Он пишет только халтурные пьески да затейливые статейки. Господи, да почему же ты о нем никогда не слышал? А? Как ты думаешь?