Алекс Тарн - Гиршуни

Тип записи: частная

На чем я остановилась? Ах, да: …как динамики, из которых льется танго. Я пришла на милонгу в середине танды и заметила его почти сразу. Высокий японец, слегка суховатый, но очень ладный и координированный. Он танцевал с одной из постоянных посетительниц — молоденькой блондинкой по имени Шели, не слишком опытной, хотя и не совсем зеленой. Она лажала примерно на каждом шаге, но класс ведущего виден прежде всего в умении скрадывать огрехи ведомой. Что японец и делал, причем неплохо.

Впрочем, мне не дали слишком долго разглядывать нового тангуэро. Ведомых всегда мало, но дело даже не в этом. Парня, который меня прихватил, я знала уже давно и никогда не позволяла ему к себе приближаться. Отказывают на милонге очень просто: игнорируют приглашающие взгляды — и все тут. Но в тот раз я засмотрелась на японца, потеряла бдительность и не вовремя улыбнулась. Улыбка относилась только и исключительно к шелиной неуклюжести, но вышло так, что именно в тот момент я встретилась глазами с пареньком, и он получил замечательную возможность истолковать мою реакцию как долгожданное разрешение подойти.

Затем он в течение двух минут оттаптывал мне туфли, а я, кусая губы, дожидалась ближайшего момента, когда можно будет произнести поспешное «благодарю вас», что на негласном языке милонги означает в данных обстоятельствах лишь одно: «Уходи прочь и никогда больше не осмеливайся поднять на меня глаза!» Через некоторое время закончилась и танда. Японец, вежливо улыбаясь, проводил Шели к ее стулу. Мы встретились взглядом.

Слава Богу, он понял и подошел ко мне сразу же, когда начался первый танец следующей танды. Потом мы протанцевали несколько часов подряд, не расставаясь даже на вальсы, и это было почти восхитительно. Такой ведущий попадается редко — не чаще нескольких раз в год. Хотя, честно говоря, и этот новый японец оказался далеко не идеален: чересчур властен, слишком уж разыгрывал из себя мачо. Или в данном случае следует сказать «самурая»? Но когда мне удавалось отвлечься от этого прискорбного проявления весьма распространенной мужской глупости, тогда… тогда я получала, наконец, то, ради чего прихожу на милонгу, то, что ищу всем своим существом, всей душой, всем сердцем, всем телом.

Я получала свое чудесное, несказанное одиночество. Вокруг все пустело, как воздух в чьем-то старом стихотворении; исчезали постылые глупые лица, слюна растянутых в фальшивой улыбке губ, влажные руки, рубашки с полукружиями пота. Неведомо куда улетучивались запахи, спертая духота, отвратительная взвесь кашельной мокроты и гриппозных вирусов, гнилостные миазмы ртов… — вся та пакость, которой приходится дышать в любом месте, где толкутся люди. Раздвигались, падали стены, улетал ввысь потолок, последней прекращалась музыка… и вот — я оставалась совсем одна в морозной чистоте прекрасной гармонии, одна — наедине с Ним, наедине с Ведущим, танцующим мою ведомую жизнь к одному Ему лишь ведомому итогу.

А потом все вдруг кончилось. Мы стояли на темной улице вместе с несколькими последними посетителями милонги; владелец зала, ворча, запирал дверь. Японец коротко поклонился и ушел. Он не спросил моего имени, меня не интересовало, как зовут его: зачем? Какая разница? Разве дают имена собственные инструментам, пусть даже очень качественным? Молоток должен оставаться молотком, скрипка скрипкой. И я была благодарна своему случайному партнеру, своему случайному инструменту за эту безошибочную точность заключительного па нашего танца.

Даже больше: именно эта безымянность расставания, его подчеркнутая отчужденная небрежность вернули мне, хотя бы и тенью, эхом, дальним отголоском то восхитительное чувство одиночества, которое я испытывала во время танца. Это было необыкновенно и ново. Я никогда еще не переживала ничего подобного вне танго. У меня просто перехватило дыхание, когда я осознала смысл происходящего. Боясь двинуться, чтобы не спугнуть чудо, я стояла на тротуаре, думая о том, как было бы замечательно избавиться от этой своей последней, почти наркотической зависимости — от танго. Ведь если можно достичь похожего ощущения вне милонги, то…

И тут этот кретин тронул меня за плечо. Клянусь, я уже забыла о нем — о том пареньке, который нагло использовал мою случайную улыбку для того, чтобы под видом танца неуклюже и невпопад подергать меня туда-сюда под музыку.