Виктория Хислоп - Остров. Тайна Софии

В прошлом году этот величайший праздник христианского мира прошел на Спиналонге с меньшим размахом, чем можно было ожидать. За проливом, в Плаке, Пасху всегда отмечали шумно и весело, и хотя церквушка Святого Пантелеймона, расположенная на острове, в праздничные дни также оживлялась, вряд ли стоило ожидать от неизлечимо больных людей, что они, забыв обо всем на свете, с головой окунутся в круговорот празднеств.

Однако в этом году все обстояло иначе: Пападимитриу был настроен очень решительно. День, в который поминали воскрешение Христа, должен был пройти на Спиналонге ничуть не менее пышно, чем в любой другой точке Крита или континентальной части Греции.

Великий пост соблюдался со всей строгостью: многие островитяне сорок дней обходились без мяса и рыбы, а в последнюю неделю также исключили из рациона вино и оливковое масло. К чистому четвергу деревянный крест, установленный в церкви (которая могла вместить сотню человек, хотя в этом случае там было бы тесно, как сельдям в бочке), был убран цветами лимонного дерева, а на улице выстроилась длинная очередь из желающих оплакать Христа и поцеловать его ноги. Как в самой церкви, так и под ее стенами стояла молчаливая толпа верующих. Помимо креста, люди целовали икону Святого Пантелеймона-целителя – пусть даже он вряд ли мог чем-то помочь больным проказой. Большинство колонистов уже успели утратить веру в него, однако благодаря драматической истории своей жизни Святой Пантелеймон был, пожалуй, идеальным покровителем для церкви, расположенной в подобном месте. Этот молодой лекарь времен Римской империи по примеру матери обратился в лоно христианской церкви, что в те времена почти неизбежно означало преследования и даже казнь. Его умение исцелять привлекло внимание властей, и он был арестован, колесован и сварен заживо.

И хотя островитяне весьма скептически относились к целительским способностям святого, на следующий день они все как один присоединились к похоронной процессии Христа. После полудня по улице был торжественно пронесен украшенный цветами гроб, за которым молча шли скорбные верующие.

– У нас было немало возможностей попрактиковаться в таких похоронах, правда? – язвительно заметила Элпида Элени.

Женщины медленно шли в составе процессии из двухсот человек, путь которой лежал вверх по главной улице поселка, а после – по извилистой дороге, ведущей в северную часть острова.

– Правда, – согласилась Элени, – но это немного другое. Через три дня Христос возвратится к жизни…

– Нам это не грозит, – перебил ее Теодорос Макридакис, который шел рядом с ними.

Этот человек всегда был рад ввернуть циничное замечание. Мало кто из островитян по-настоящему верил в воскрешение, но, что ни говори, обещание новой жизни в здоровом, незапятнанном проказой теле не могло не притягивать. Именно оно было смыслом и стержнем всего ритуала: верующие попросту надеялись, что их вера что-то изменит в будущем.

В субботу на острове было тихо: предполагалось, что люди посвятят себя скорби. Но на самом деле все занимались делами. Элени организовала в школе раскрашивание яиц, а остальные женщины пекли пасхальные куличи. Мужчины тем временем кололи и разделывали ягнят, завезенных на остров за несколько недель до Пасхи. Завершив приготовления, люди снова шли в церковь, чтобы украсить ее веточками розмарина и мирра, а также листьями лавра. К концу дня от здания церкви уже исходил горько-сладкий аромат ладана, а в воздухе витало всеобщее ожидание чего-то.

Элени стояла за порогом переполненной церкви. Люди молчали, напрягая слух: всем хотелось услышать, что говорит священник. Вначале этот шепот был настолько тихим, что его можно было принять за шелест листвы, но постепенно он стал различим, заполнил здание и даже вырвался наружу. Свечи, которые горели в церкви, были затушены, и мир под безлунным и беззвездным небом погрузился в темноту. Некоторое время Элени не ощущала ничего, кроме тяжелого запаха топленого свечного сала, который стоял в воздухе.

В полночь, когда через пролив долетел звон колокола церкви Плаки, священник отец Казакос зажег единственную свечу.

– Подходите, берите свет! – скомандовал он и начал читать молитву. Колонисты по одному подходили к нему со свечками в руках. Когда свечи загорались, они передавали пламя соседям, и уже спустя минуту церковь превратилась в море мерцающих огоньков – тьма сменилась светом.

Отец Казакос, добродушный, плотный бородатый мужчина, любящий пожить всласть – многие даже сомневались, что он соблюдает великий пост, – принялся читать Евангелие. Отрывок был знаком многим, и губы почти всех пожилых островитян зашевелились с впечатляющим единодушием.