Грэм Джойс - Дом Утраченных Грез

Манусос, ворча, отправился на поиски дров. Майк немного отдышался и последовал за ним. Найти что-нибудь горючее было непросто; полоса лесов осталась внизу, но встречались засохшие кусты и выбеленные солнцем карликовые деревца с ломкими ветвями. Когда ему показалось, что собрано достаточно, он сел у скалы. Вскоре вернулся Манусос, волоча груду хвороста, и поднял Майка на смех.

– На сколько этого хватит тебе в Англии? На пять минут? Ничего не соображаешь? Иди и собирай еще. Нам нужно больше. Некогда просиживать свою английскую задницу. Иди!

Было уже темно, когда Манусос наконец решил, что топлива запасено достаточно. Майк обливался потом, руки у него были черны, расцарапаны и кровоточили. Он проголодался, однако не осмеливался спросить, есть ли у них какая-то еда.

Вспыхнул костер, быстро, с неистовым треском пожирая маленькие сухие, как трут, кусты. Манусос валил в огонь хворост, пока не образовалась куча углей, и тогда стал подбрасывать в костер реже. Воздух наполнился душистым дымом. В носу у Майка защипало от запаха, похожего на запах ладана.

– Мастика, – сказал Манусос, прочитав его мысли. – Она растет здесь. Ты чувствуешь запах ее смолы.

– Волшебный запах, – сказал Майк, придвигаясь ближе к костру.

– Да, ты прав, – подумав, согласился пастух. Сел Рядом и достал из кармана несколько оливок.

– А мне что-нибудь достанется?

– Нет.

Майк помолчал, потом сказал:

– Мне, что ж, придется питаться дымом мастики, да?

– Хорошая мысль. – Манусос выплюнул косточку в огонь.

– Ты не возражаешь, если я попью воды?

– Да. Попей. Это очень хорошо для тебя.

Манусос не заметил или притворился, что не заметил сарказма, прозвучавшего в просьбе Майка. Он с довольным видом смотрел в огонь, жуя оливки и время от времени подбрасывая хворост.

Он размышлял над тем, как сделать так, чтобы англичанин попросил научить его танцевать. Ни спросить прямо, не хочет ли он этому научиться, ни даже предложить свою помощь Манусос не мог. Это должно идти от самого Майка, собственный пытливый дух должен подтолкнуть его к этому. Хотя не сказать, что у Майка явно есть к этому задатки, и непонятно, как учить его.

Пастух встал, подошел к своей сумке и вынул из нее лиру. Прижал к ребрам, занес смычок и провел им по струнам. Раздался нарастающий звук, скорбный и требовательный, и, подхваченный скалами, повис в воздухе. Манусос повторил его.

– Майк, можешь ты заставить музыку жить одной жизнью с дымом костра?

– Что ты имеешь в виду?

– Смотри на дым. И слушай. – Манусос медленно провел смычком по струнам и извлек новый скорбный вопль, который взлетел и растворился в воздухе. Манусос повторил движение смычка.

– Теперь понимаю. Музыка будто принимает облик дыма, или дым как бы имитирует движение музыки – либо то, либо другое.

– Смотри еще.

Манусос послал в ночь еще несколько нот, которые, казалось, действительно взлетели в клубах дыма, возникли и исчезли вдалеке в жутком единении. Майк покачал головой и рассмеялся:

– Да. Отличный трюк.

– Трюк?

– Да. Полная иллюзия реальности. Но все это происходит у тебя в голове.

Манусос опустил смычок и озадаченно помотал головой:

– Не понимаю, что значит «в голове».

– Я хочу сказать – в сознании. Это все не реаль… субъективно. – Майк посмотрел на пастуха так, словно подобные вещи недоступны пониманию простого грека. Он почувствовал, что краснеет. – Я имею в виду, что твое сознание, то есть наше, воспринимает это так, будто дым и музыка как-то связаны между собой. То есть только мы двое связываем эти вещи воедино. Думаю, все это из области философии.

– Философии?

– Да.

– Не знаю, Майк. Может, я плохо понимаю английский. Может, ты просто глупый человек.

Майк засмеялся, но Манусос смотрел на него очень серьезно.

– Вероятно, что второе. Да. Самое лучшее – продолжить, исходя из этого. – Пастух слегка приуныл. – Где еще это может быть, как не в нашем сознании? Разве я не развел костер? Разве я не играл музыку?

– Я соглашусь, – торопливо прервал его Майк, – что дым и музыка как бы танцуют вместе.

Пастух взглянул на него заблестевшими глазами:

– Танцуют! Да, они танцуют! Именно так! Смотри еще!

И Манусос заиграл. Он играл мелодию, полную глубокой скорби, подобие плача. И снова музыка, казалось, сливается с дымом в ночном воздухе.

– Это напоминает мне, – сказал Майк, – эта музыка напоминает мне ирландскую волынку. И то, что у них называется «слоу эйр» – медленная песнь.