Барбара Вайн - Книга Асты

У Кнуда все будет хорошо. Я в этом уверена, хотя понятия не имею, где он. Но Расмус уверяет, что знает, потому что в письмо, которое вчера пришло от Кнуда, тот вставил кодовое слово. Он написал об этом нелепом кукольном домике: «Интересно, достал ли ты венецианское стекло, которое хотел вставить в окна домика для Марии?» Если Расмус прав, это означает Итальянский фронт, где на прошлой неделе все закончилось перемирием с австрийцами. Но в последний раз Расмус ошибся, когда думал, что Кнуд в Палестине, потому что тот написал о своем друге — «добром самаритянине». Ну посмотрим.

Союзники встречаются в железнодорожном пассажирском вагоне где-то во Франции, чтобы обсудить условия перемирия. Интересно, почему именно в вагоне? Если бы я собиралась встретиться с врагом и обсудить окончание войны, то сделала бы это в большом отеле с французской кухней и морем шампанского, которого в Париже предостаточно. Особенно, если платит кто-то другой, как у них, несомненно, и есть. Наверное, я говорю это потому, что я просто женщина и ничего не понимаю, как сказал мой дорогой муж, когда я высказала эту мысль во время теплой супружеской беседы.

Он мастерит кукольный домик весь вечер. Уже слишком холодно работать в мастерской, и он перенес все в столовую. Но прежде чем ложиться спать, он старательно заметает следы: относит все обратно, так что Мария утром ничего не застает. Но, кроме шуток (я написала это выражение по-английски, мне оно нравится), я думаю, что работа над кукольным домиком сохранила ему рассудок после гибели Моэнса. Я раньше не писала об этом, не знаю почему. Однажды я зашла в мастерскую, он был там, строгал рубанком какую-то деревяшку, а по его щекам текли слезы. Я постаралась, чтобы он не заметил меня, и быстро вышла. А вот со мной все по-другому. Я не заплакала, когда узнала о гибели Моэнса, не плакала и после. Нет, я не плачу.

Когда сегодня утром мы подарили Марии кукольный домик, она не смогла сказать ни слова, остолбенела, побледнела, и мне показалось, что она расплачется. Она боялась дотронуться до домика, но потом слегка коснулась его пальчиком — и тут же отдернула, словно обожглась.

Мария отвернулась и бросилась в мои объятия. Расмус очень обиделся. Он не мог сдержаться, и мне было жаль его.

— А как же я? Разве ты меня не поцелуешь? Кто смастерил домик, хотел бы я знать?

Он не понимает, что она совсем ребенок — ей сегодня исполнилось восемь, и такой подарок для нее — это слишком. Огромный дворец, намного красивее, чем просто копия дома. Я привыкла к нему, кроме того, я всегда считала этот замысел глупым, поэтому уже не замечаю, как прекрасна законченная работа.

Мария вскоре пришла в себя. Она не такая впечатлительная, как Свонни. Через пять минут она уже висела на шее у Расмуса, целовала его, открывала все дверцы в домике, вытаскивала мебель и картины, засовывала обратно не на те места, громко звала Свонни, чтобы та пришла и тоже полюбовалась. Свонни, конечно, уже видела домик и, возможно, удивлялась — я бы удивилась, — почему Far не сделал такой игрушки для нее.

Она была очень ласкова с Марией. Ни капли зависти или обиды. Сшила наряды для двух маленьких кукол и подарила их Марии. Куколки немного великоваты для домика, но все равно влезли туда, они играют роли Mor и Far. Меня Свонни нарядила в великолепную копию моего светло-голубого муслинового платья, а Расмуса — в черный костюм. Ему приклеили коричневую бороду, очень похоже.

Свонни не завидует, но она так печальна. После смерти Моэнса она печальна по-взрослому, посерьезнела и притихла. Такое страдание на ее милом личике. Я попросила Расмуса быть с ней поласковее, просто поласковее. Но он только повторяет: «А как же я?» Кто его пожалеет, ведь он потерял сына. А потом добавляет: что дети знают о страдании?

Вчера вечером мы ужинали вместе с мистером и миссис Хаусман. Вдова ее брата тоже приходила, впрочем вдовой она пробыла недолго. Она снова вышла замуж, прежде чем ее муж «остыл в могиле», как заметила миссис Хаусман, правда не в ее присутствии. Она теперь миссис Клайн. Фамилия ее мужа, скорее всего, происходит от немецкой Кляйн. Его прапрабабка была немкой, она приехала сюда лет сто назад, однако, когда шла война, люди на улице ругались ему вслед. В их доме били окна, и на стене кто-то написал красной краской: «Кровь британских Томми на твоих руках».

Забавно: вчера вечером он был самым горячим противником немцев среди нас. Он настаивал, что мы должны раздавить и уничтожить Германию, чтобы случившееся никогда не повторилось. Потом все начали обсуждать происходящее в Версале, и мистер Клайн сказал, что Германия потеряет все свои заморские территории, выведя войска, а кайзера поймают и казнят. Миссис Клайн одобрительно зааплодировала — она слишком много выпила — и сказала, что ей смешно, что Германия еще протестует против условий договора.