Тахир Шах - Год в Касабланке

В Марокко сотни подобных мавзолеев. Они служат центром притяжения для тех, кто надеется излечиться или обрести барака. Простые люди приходят сюда, когда возникает нужда: болеет мать, не наступает беременность или никак не найти жену. Они идут к могилам и молятся, приносят жертву или упрашивают местную ворожею снять сглаз.

Морщинистая старуха из бидонвиля однажды сказала мне, что мавзолей Сиди Абдура Рахмана был самым святым местом во всей Касабланке. Она уверяла, что его сила может благотворно повлиять на человека, даже если он всего лишь посмотрит на него.

В большинстве арабских стран люди почитают могилы праведников, особенно суфиев-мистиков. Но я не бывал ни в одной мусульманской стране, где могилам святых приписывали бы такую силу. Я полагаю, что истоки подобной глубокой веры следует искать в марокканской истории доисламского периода.

Осман объяснил, что я обязательно должен отправиться к могиле до заката в пятницу. Он сказал, что сам проводит меня туда.

На наше счастье, когда мы оказались там, был отлив. Солнце уже село, но было еще не темно, воздух был прохладным, со стороны моря дул ветер. Вдалеке видны были волны; их черные гребни, переламываясь, становились белыми. Было трудно поверить в то, что мы находились на окраине большого города. У мавзолея был неземной облик. Казалось, что от него исходило сияние. Вокруг стояла тишина, лишь издалека доносился легкий шум прибоя и приглушенно звучала молитва.

Осман провел меня сквозь острые камни к острову. Рядом с ним я чувствовал себя спокойнее. Нигде в Марокко я не ощущал особого беспокойства, но если где и можно было по-настоящему напугаться, так это у мавзолея Сиди Абдура Рахмана. В том месте, где кончились камни, мы поднялись по грубой лестнице и оказались на маленьком острове.

На тропе, низко припав к земле, молились четыре женщины. Лица их были закрыты, тела мерно раскачивались взад-вперед. За ними кучкой лежали заплечные мешки.

— Должно быть, они пришли издалека, — сказал Осман. — И им это очень нужно.

Мы прошли по тропе к мавзолею. По обе стороны дороги стояли грубые лачуги в одну комнату; в них жили паломники, когда-то пришедшие сюда, да так никогда и не вернувшиеся обратно.

Не нужно долго жить в Марокко, чтобы успеть наслушаться историй о людях, боявшихся джиннов до такой степени, что они прятались в мечети или в усыпальнице и отказывались вернуться домой. Камаль рассказал мне как-то, что его отец был так напуган злыми духами, что ночевал в мечети целый год.

Слева от тропы лежала груда голых камней, это был жертвенник. Но дух смерти успел уже посетить его.

Мы остановились и увидели, как первые бледно-розовые лучи восходящего солнца отразились в лужах свежей крови у камней. Осман жестом показал мне на дверь.

— Здесь живет прорицательница, — сказал он.

— Мы к ней зайдем?

— Да, но сначала нам нужно купить немного свинца.

Мне было непонятно, зачем нам нужен свинец. Но я протянул десять дирхамов человеку, перед которым лежала кучка полосок серебристого цвета. Осман быстро вернулся и постучал в дверь к прорицательнице. На пороге появилась женщина. Невысокая, широкоплечая, один глаз у нее косил. Осман вежливо поздоровался с прорицательницей и протянул ей полоски свинцовой фольги. Женщина постучала рукой по двери, как бы приглашая нас зайти. Мы вошли внутрь.

Комната была очень маленькой, сырой и холодной, с потолка свешивались пучки высушенных трав. В одном углу я увидел кучку белых морских ракушек, в центре на подставке лежал Коран. Мы присели на корточки.

— Скажи, что нам нужен экзорцист, — велел я Осману.

Осман вздохнул, нервно улыбнулся и объяснил цель нашего визита.

Прорицательница нахмурилась, чихнула и начала что-то вещать о джиннах.

— Что она говорит?

— Она говорит, что у вас все на лице написано.

— Что у меня написано?

— Что в вас сидит джинн.

— Да не во мне, а в доме, — угрюмо прошептал я.

— Это одно и то же. Она говорит, что увидела джинна.

— На что он похож?

Они о чем-то быстро поговорили, потом принялись кивать головами.

— Это джинн не мужского рода, а женского, — пояснил мне Осман. — Квандиша сильна, могущественна и очень сердита.

— А как насчет экзорциста? — спросил я.

Осман передал мой вопрос прорицательнице.

Она взяла свинец и растопила его в кастрюльке, которую поставила на газовую плиту. Когда свинец расплавился, она вылила его в стальную чашу, до половины наполненную водой. Раздались треск и приглушенное шипение, обычно возникающее тогда, когда что-то очень горячее мгновенно остывает. Женщина засучила рукава, внимательно посмотрела на свинец, подумала над тем, что увидела, а затем сказала что-то Осману. Его лицо побелело от страха.