Апостол (подошел, прикоснулся к его боли) : Давно?
Скиф : Давненько. Измаялся. Гнию заживо.
Еллин (подошел, изучил его зрачки) : Не в море, а на берегу раны хорошо заживают. В море тебя ждет лихорадка, агония и верная гибель.
Скиф : Что жизнь человеческая? Фу, и нет ее.
Апостол : Много народа поубивал?
Скиф : Много.
Апостол : Трудно убивать?
Скиф : Работа как работа.
Апостол : Но — приятная работа?
Скиф : Конечно, приятная. Раз — и нету гада. Что может быть приятнее!
Апостол : Ну, а толку что! Рубил ты их, рубил, а теперь заживо гниешь. Гадов, как ты говоришь, полным-полно, а силы нет. И ты просишь вина, чтобы отвести душу.
Скиф : А вот душу мою не трогай. Убью.
Апостол : Как не трогать, когда мы только о душе и толкуем!
Скиф : Ну, если ты всё это затеял, чтобы покопаться в моей душе, тогда возьми свое паршивое вино и выпей сам. Я подожду пиратов, выйду с ними в море... Вы еще услышите обо мне...
Апостол : Хорошее, плохое?
Скиф : Жуткое. Огнем и мечом покорим мир. И вы, святые с длинными тенями, будете целовать следы наших ног, прося пощады!
Апостол : Напрасны твои ожидания, воин! Корабли, которых ты ждешь, давно покоятся на дне морском.
Варвар : Что этот безумец несет!!!
Еллин : Если имеешь что сообщить, не прячь от нас.
Апостол : Рим объявил войну пиратам.
Варвар : Когда?!
Апостол : Еще с середины лета. Корабли цезаря настигают пиратов и топят во всех морях.
Варвар : Мало Риму сколько он золота награбил!
Апостол : Не в золоте дело. Римляне топят пиратов, даже не ступая на их корабли.
Варвар : Тогда из-за чего война?
Апостол : Разбой и порядок не могут сосуществовать в разумном государстве. Одно из двух — либо разбой, либо порядок. Середины нет. Так говорит Рим, и это так.
Варвар : Ты нам сообщаешь услышанное или увиденное?
Апостол : Собственными глазами.
Еллин : Когда? Где?
Апостол : Неделю назад я плыл из Яффы на Кипр. На моих глазах римляне потопили целую эскадру. Спрыгнувших и просивших пощады добивали веслами.
Варвар : Что в мире творится! Что в мире делается!!
Скиф : Отпусти кувшин.
Апостол : Я еще не кончил.
Скиф : А что ты можешь, к этому, еще добавить?!
Апостол : Я не сказал главного. Тебя мучают сомнения.
Скиф : Меня? Сомнения? В каком смысле?!
Апостол : Иногда тебе начинает казаться, что зря прожил жизнь.
Скиф : Ну, почему же... Я любил и ненавидел. Жил вовсю.
Апостол : Если в ненависти было твое призвание, то ты не тех и не так ненавидел; если же ты был создан для любви, то не тех и не так любил.
Скиф (тяжело вздохнув) : Ну, ничего... Я еще долюблю. Я еще дорублю.
Апостол : Уж вряд ли. Ослабевшему мечу самое большее под силу еще один поход.
Скиф : Я и во второй поход пойду.
Апостол : Пойдешь, но не вернешься. И, предчувствуя это, ты размышляешь, а не сменить ли гнев на милость? Войну на мир? Ярость на любовь?
Скиф : Для любви моя душа всегда открыта. Я, вон, на ваших глазах весь день изнываю, глядя на эту озорницу. Таю от обилия чувств.
Апостол : Таять ты таешь, но при этом не перестаешь присуждать к смерти то одного, то другого.
Скиф : Это так, для острастки. Веселюсь. Я мужик веселый.
Апостол : Веселье твое — это занавеска, за которой ты скрываешь свою раздвоенность.
Скиф : Какая раздвоенность?! О чем он говорит?
Апостол : Рожденный на перекрестках времен и народов, ты весь век промаялся на распутьях. Выбрать один из путей не можешь, потому что остаются и другие пути, а идти одновременно многими путями никому не дано. Опьяненный беспредельностью, которая есть не что иное, как больная фантазия, ты веселишься и требуешь вина. А вино не поможет. Оно согреет, но не спасет.
Скиф : Спасало. И не раз.
Апостол : Никогда не спасало, и на этот раз не спасет, ибо раздвоенность преодолевается не вином, а молитвами.
Скиф : Я могу и помолиться. Это недолго.
Апостол : Конечно, молиться недолго, но чтобы вымолить прощение грехов, чтобы очиститься, тебе нужно сначала найти своего Бога и уверовать в него.
Скиф : Всё? Кончил? Беру кувшин?
Апостол : Еще несколько слов.
Скиф : Убить тебя, и то мало.
Апостол : Друг мой, не пей это вино. У тебя горячка.
Скиф : Пить хочется.
Апостол : Я достану тебе воды.
Читать дальше