Владимир Вафин - Чужаки

— А не жаль было тех, у кого воровала? — спросил я у Светы.

— А пусть не зевают, — усмехнулась она.

И так день за днем, месяц за месяцем. Света стала бродяжкой, воришкой и попрошайкой. Случайные попутчики, веря горьким рассказам девочки, жалели ее, кормили, давали деньги. Но как из-под земли появлялся дядя милиционер и снова вез ее по знакомому маршруту: инспекция на вокзале — приемник — дом. А дома опять одно и тоже.

Чувствовалось, что Свете неприятно было вспоминать о своей жизни.

По вечерам к матери приходил Феликс, и они садились вместе с ним пить. Мать пела тоскливые песни. Потом девочки ложились спать на диван, а мать с сожителем на пол. Однажды среди ночи раздался страшный крик. Проснувшись, Света увидела, как Феликс наотмашь бил мать. Боясь, что им достанется от озверевшего собутыльника матери, она прижимала к себе сестренку, зажимая ей рот, чтобы не закричала. В маленькой кроватке исходила криком Катя — младшая сестренка. Света кинулась к ней, успокаивая ее.

Утром, сложив вещи, Света последний раз посмотрела на избитую мать, на спящих сестренок и, подхватив сумку, ушла.

...Она замолчала, смахнув набежавшую слезу.

— А теперь меня отправят в спецшколу, да? — тихо спросила она. — Вы узнайте: мне пришла путевка?

Я не успел ей ничего ответить. Из группы прибежал подросток и с вызовом бросил:

— Ранкова, ты че сидишь!? Пошли! Мы все тебя ждем, воспитатель зовет. Тормозишь, что ли?

Света, поправив косынку, поднялась наверх. Я подошел к окну. Набежал свежий ветерок. Развеял бы он в моей душе смятение! Как бороться с безысходностью детских судеб? Как защитить их от злобы, равнодушия и предательства? Как уберечь их от ожесточения, озлобленности и безверия?

...Послышались тихие шаги на дорожке.

Света стояла, приложив пальцы ко рту, с надеждой в глазах.

— Можно я с вами посижу? Меня отпустили к вам.

Я не успел ей ответить, так как раздался звонок.

Через распахнутую дверь было видно, как по аллее шел милиционер с девушкой лет пятнадцати. Я занялся приемом ее в первую группу. Прочитав документы, я не поверил, что эта красивая, светловолосая девушка совершает кражи, сняла часы с подростка и что она не хочет учиться и занимается ранней половой жизнью. Теперь ее ждет спецучилище.

— Она тоже на первую группу? — спросила меня Света. — Хорошо. Теперь я буду не одна.

Поднимаясь по лестнице, она что-то объяснила новенькой. Как сложится их жизнь, не знаю. Грустно было сознавать, что они обречены на казенное детство и спецвоспитание, они, без вины виноватые.

Был вечер. Один за другим подходили автобусы, забирая пассажиров с остановки. Из одного из них вывалилась веселая компания, которая сразу привлекла к себе внимание. Я пригляделся. Было что-то знакомое в том симпатичном парне, на котором повисла девушка. Я не ошибся. Отстранив свою спутницу, он подошел ко мне.

— Здравствуйте, Владимир Александрович! Не узнаете? — спросил парень, и я почувствовал, как от него пахнуло перегаром.

— Вот сейчас узнал. Здравствуй, Миша. Гуляете? Ты когда приехал в Челябинск?

И он рассказал, что уже третий день в городе, успел поссориться с отцом. Тот упрекнул: дескать, ехал не к больному отцу, а к друзьям. На что Мишка, хлопнув дверью, ушел.

— А что, он не прав? — спросил я его, кивнув на товарищей, которые, забеспокоившись, подошли к нам.

— Че, Миха, он дергается? — спросил с вызовом один из них.

— Все «ништяк», это мой друг Владимир, — он не успел досказать, их окликнула девушка: «Мужики, горбатый!» — и они побежали к автобусу.

— До свидания! — уже на ходу прокричал мне Мишка.

Тут подошел мой каштакский автобус, и я поехал домой. Но мысль о Мишке не оставляла меня. Неужели я ошибся в нем? Перебрал в своей памяти все, что было связано с этим подростком. Вспомнил день нашего знакомства...

Я пришел на ночное дежурство в приемник, и в глаза бросилась запись в книге заданий: «Товарищи сотрудники, просьба взять под контроль вновь прибывшего воспитанника Климантова М. — вторая группа, бывшего учащегося спецшколы. Он был в колонии, озлоблен, открыто заявляет о том, что может совершить побег».

Я принял это к сведению, еще не ведая, что мне предстоит услышать в ту ночь грустную исповедь озлобленного воспитанника. Вечером, после отбоя, я заметил, что Мишка не спит. Мы познакомились. Я почувствовал, что в душе подростка шла какая-то большая внутренняя работа. Может, он впервые пытался обдумать свою короткую, но такую нескладную жизнь.