Хулио Серрано: В Гаване идут дожди

Я, конечно, не святой. Как и все, во многом я сам виноват; одни мои проступки можно извинить, другие – нет. Как и все, я, бывало, лез вверх, перешагивал через других; какое-то время чурался Франсиса, а позже изменил Монике с ее матерью, потом… потом…

«Хватит, довольно», – заорал я или подумал, что ору, и почувствовал, что у меня перехватило дыхание. Сделал глубокий вдох и постарался утихомирить будоражившие, душившие меня мысли.

«Совсем не факт, что я заразился», – сказал я себе, Сколько же раз мне доводилось забывать про презервативы при свидании с Моникой? Как ни пытался вспомнить, не мог. С какого же времени она инфицирована? И этого я не знал. Ничего не знал. Знал одно: моя дрянная, сволочная, похабная жизнь подходит к концу. Не могло быть, чтобы такому невезучему человеку, как я, выпало счастье не заразиться от зараженной женщины. И мне совсем не верилось в то, что в ближайшем будущем создадут вакцину или какой-нибудь препарат против СПИДа. Этот недуг, название которого пишется большими буквами, неизлечим. И если я плел Монике небылицы, то исключительно для того, чтобы ее утешить и немного успокоить. Эта болезнь ниспослана притаившимся в засаде Богом, дабы заставить человека страдать, жестоко его бичевать и лишать воздушного шарика счастья. Равно как косила людей проказа в Средние века. Ничего нельзя было с ней поделать. Оставалось только ждать смерти. Неторопливой и ужасной. Возможно, лет через двести-триста Богу надоест, как в случае с проказой, ВИЧевать человека, и тот придумает средство спасения.

«Пошли мы оба, и Бог и я, куда подальше…» – сказал я, схватил бутылку, выплеснул в себя остаток рома и швырнул пустую посудину через открытое окно на улицу. Возможно, бутылка ранила или пришибла кого-нибудь, кто проходил под моим окном. Черт с ним, теперь я стал его судьбой, самим Господом Богом, будь этот Бог неладен; я стал той неведомой силой, что швырнула камень, разорвавший его шарик в клочья. Голова моя упала на стол, я захлебнулся рыданиями и рыдал так отчаянно, как, наверное, бывало только в детстве.

В тот вечер я был абсолютно пьян, но до того, как рухнул без сознания на пол, поклялся, что покончу с собой, если узнаю, что болен. Далеко, далеко за окном молния вонзилась в море, и спустя секунду прогремел гром.

Три часа пополудни, за окном свинцовое небо, мелкий дождик, и кажется, наступила зима, но это не зима, а летний день под небом, укутанным тучами. На Мерка-до большинство торговцев не стремятся выложить свой товар, опасаясь дождя, а те, что выложили, накрывают его клеенкой. Книжник Ремберто связал свои книги и собирается уходить, ибо погода едва ли скоро изменится к лучшему – похоже, дождик зарядил надолго, а там, глядишь, и ливень обрушится. В последнее время ему удавалось продавать всего лишь по две-три книги в день, да и то дешевых, что позволяет, как он выражается, «заработать на хлеб, чтобы не сдохнуть с голоду». Щенков сегодня в продаже тоже не будет, под дождем они могут заболеть. Невеста Маркоса, продавца собачек, уехала за границу, и собачий промысел лег на плечи его матери, став, как видно, традиционным семейным занятием.

Накрывшись куском клеенки, дантист-резчик корабликов с грустью глядит на свои сувенирные поделки, из которых за последний месяц было продано всего три штуки, и вспоминает Чину, свою партнершу по бизнесу и личной жизни, которая к этому времени уже бросила канадца, вытащившего ее с Кубы, и перебралась в Лас-Вегас. «Если и дальше у меня так пойдет, – размышляет дантист, – придется снова класть зубы на полку». На углу, там, где редкие покупатели входят на базар, стоит светловолосый, очень прилично одетый парень, одаряющий всех улыбкой. Он продает марихуану вместо мулата Пеле и негра Пакета, которых арестовала полиция. Возможно, что все трое, не зная друг друга, работают на сына дона Сантоса, умершего в тюрьме (то ли от инфаркта, то ли от ножа) после того, как его задержали во время полицейской облавы на наркодельцов. Является ли этот светловолосый юнец человеком семьи Сантос, трудно определить, но можно с уверенностью сказать, что ему грозит опасность, ибо в последнее время полиция заметно активизировалась. Возможно, парень еще не осознал степени риска, но, как говорится, жизнь и так не безопасна и, если хочешь иметь большие деньги, какие, скажем, приносит марихуана, надо рисковать головой.

В доме Моники не слышно лая собак сеньоры Крус. От жары, задрав лапы, они спасаются на сквозняке. Одна из них, «сарделька», лежит на мягкой постели, приготовленной сеньорой Крус, и ждет своего конца. Ветеринар сказал, что шансы на спасение невелики, и оставил несколько ампул пенициллина для введения песику через каждые восемь часов. Сеньора Крус тихо плачет и гладит по головке Помпи – так зовут «сардельку».