Виктор Лихачев - Ангелы уходят не прощаясь

— Ты еще расскажи, как зубы чистишь…

— Не перебивай, Владимир Олегович, к самому интересному подхожу. Ночью — звонок. Чертыхаясь, беру трубку. Женский голос: «Где мой муж?» «Вы че, — отвечаю, — дамочка, у меня нормальная ориентация. Нет здесь вашего мужа». В ответ слышу: «Я тебе не дамочка, Ремизов, я Валентина Петровна Князева. Где мой муж? Говорят, что ты его последним видел». Все, все, заканчиваю. Есть грех — подробен. Короче, нашли мы его за домом культуры, где пьянка была, то есть награждение. Прошел он метров двести и упал в скверике. Замертво. А под ногами кашица. Утром наш Николаевич глазенки открыл — и нечего понять не может. На родную кровать не похоже. Пытается встать, — что-то его держит. А просто утром морозец ударил, и кашица льдом стала, вместе с князевским чубом. После этого у Владимира Николаевича чуб целую неделю висел…

— Просто ему Валентина Петровна такого прочесону дала, что чубу не с чего было подниматься, — заметила Лариса Ивановна.

— Он, наверное, заболел сильно? — подала голос Галина.

— Кто? — не понял сразу Ремизов. — Князев что ли?

— А то кто же? Он же целую ночь… на снегу…

— В кашице.

— Тем более…

— Даже гриппа не схватил, Галина Аркадьевна! Гвозди бы делать из этих людей. Не то, что нынешнее племя.

— Свои пять копеек в копилку положу, — это был уже Орлов. — Тебя, Санек, тогда у нас еще не было. Редакторствовал покойный Зотов, Владимир Николаевич у него в замах ходил, партийную жизнь в газете вел. Да и вообще мужичков у нас тогда поболе работало. Дим Димыча помнишь, Ларис?

— Мы в одном кабинете сидели, как не помнить. А вот молодой еще был…

— Костя Рябов. Он потом в Москву подался.

— А назывались мы тогда не «Энская заря», а «Заря коммунизма».

— Верно, Лариса Ивановна. А говоришь, на пенсию пора. Вон память какая.

— Издевайся, издевайся, Орлов. Ты вообще что-то рассказать хотел…

— Ну, я как бы представил молодежи героев моего рассказа. Был, как сейчас помню, день журналиста. Стало быть, пятое мая. Нам из области какую-то грамоту дали, короче, отметили мы сию грамоту славно. Водка лилась рекой. Николаевич в своем репертуаре. Ближе к концу про закуску совсем не вспоминал, пил одну за другой. Расходиться по домам, видим, а он совсем плохой. Зотов мне и Костику, как самым молодым, дает команду: «Проводить человека до дома». Приказ есть — подхватываем Князева под руки, а он тогда совсем легкий был… Одним словом, довели мы его до квартиры, позвонили… Кто не знает: живет он с домочадцами на пятом этаже в микрорайоне. Сейчас такие дома хрущобами называют, а мы, помню, гордились, что у нас в Энске такие громадины появляться стали — целых пять этажей! Разбираться с Валентиной не хотелось, позвонили, значит, мы, поставили перед дверью — и бегом вниз. Человека проводили, что еще надо. Вышли на воздух и вдруг слышим грохот. Что-то катится. Звук был такой: бух, бух, бац! Бух, бух, бац! Мы открываем входную дверь, и к нашим ногам выкатывается Владимир Николаевич Князев собственной персоной. Оказывается, это он кубарем с пятого этажа по лестнице съезжал. Так что же вы думаете? Весь урон — только разбил очки. Даже синяков не было. Силен, подлец, а?

В этот момент дверь резко распахнулась, и в комнату уверенными шагами вошел невысокий худенький человек, скорее даже — человечек. Чуб у него стоял под углом девяносто градусов, как у панка.

— Подлец, это кто, Орлов? Всем привет. О ком говорили?

— О ком же нам еще говорить? О Пушкине. Дантес, подлец, такого поэта нас лишил.

— Врешь небось. Где Пушкин, а где мы.

— Владимир Николаевич, февраль не за горами, юбилей гибели будем отмечать.

— А что, было указание?

— Так ведь Пушкин — солнце русской поэзии. И по неподтвержденным, правда, данным, мог проезжать наш город, когда ехал в южную ссылку.

— Лариса Ивановна, Орлов говорит правду?

— Так это он у нас краевед, откуда я знаю, проезжал здесь Пушкин или нет. Я старая, конечно, но не настолько же, чтобы такое помнить.

— Тише! Шутники. Я про указание спрашиваю… Ладно, давайте летать. Кто сегодня оборзевает… тьфу! — кто сегодня обозревает газету?

— Я Владимир Николаевич.

— Начинайте, Ксения Леонидовна.

— Так. Первая страница. Большой снимок. Григорий Алексеевич Абакумов разговаривает с фермером Кожуховым… Хороший снимок. Лица не казенные, живые…

— Умеешь, Ремизов, когда захочешь.

— Я всегда хочу, Владимир Николаевич.

— Молчи. Продолжайте, Ксения Леонидовна.

— Колонка новостей… Ничего особенного. Вторая страница. Большой снимок. Григорий Алексеевич Абакумов выступает перед учителями района. Хороший снимок…