Виктор Лихачев: Ангелы уходят не прощаясь

До отъезда оставались четыре, три, два дня. Писатель отдал последние распоряжения, упаковал свой немудреный багаж, не забыв заранее купить билеты и до Москвы, и до Энска. Чтобы быть спокойным за свою холостяцкую квартиру, отключил антенну у телевизора, газовую плиту, холодильник, в котором, впрочем, оставался только один сушеный омуль — последнее напоминание об иркутской поездке. Писатель, отдав должное мастерству байкальских рыбаков, съел омуля, запив его местным пивом, а утром… Это вновь была «какая-то сила», но на этот раз она подняла его не к письменному столу, а к унитазу. Похоже, это было отравление. Писателя несло в самом буквальном смысле этого слова. На еду он и смотреть не мог. Немудрено, что за два дня «байкальского побоища» писатель потерял шесть килограммов. Но хуже было другое: от слабости его шатало. До отъезда оставалось два часа. Подняв свой багаж, писатель понял, что дальше ближайшего дома ему не дойти. Но обратной дороги не было. Внутренний голос, становясь все громче, шептал ему: «Куда тебе ехать? Оставайся! Оклемайся недельку-другую, а потом поедешь. Или… не поедешь. Что тебе делать в этой глуши? Ведь написал же здесь «Пашку»? Значит, не важно где, когда, важно чем — сердцем, душой. А ведь этого у тебя никто не отнимет».

Голос был сладок, убедителен. Но писатель чувствовал, что смалодушничай он, откажись от поездки — и все начнется сначала, все повторится — хмельное утро, опохмел, беспросветный день, вечер, полный благих надежд… Желудок предательски булькал, от слабости подкашивались ноги… Писатель, надев рюкзак на плечи, долго сидел у входной двери. Если он сейчас не поедет в Энск, кто его осудит? Да никто. Что, он не человек, что ли? Писатель тяжко вздохнул — и вышел из квартиры.

На вокзале Энска его встречали всей библиотекой, во главе с Надеждой Михайловной. Зеленому, как спирохета, писателю хватило сил только слабо улыбнуться встречающим. В библиотеке его ждал роскошный завтрак — сосиски, омлет, сыр, колбаса, чай. Посмотрев на все это, писателю вновь стало дурно.

— Вы не больны? — глядя ему прямо в глаза, спросила Надежда Михайловна.

— «Несет меня течение» — пропел писатель строчку из песни Юрия Антонова. Директор библиотеки не поняла. Тогда он кивнул:

— Болен.

— Кажется, я знаю, как вам помочь, — и, поднявшись, Надежда Михайловна направилась к сейфу.

— Ой ли?

Еще мгновение-другое, и Надежда Михайловна извлекла из сейфа начатую бутылку водки и поставила ее перед писателем. Затем, как по щучьему велению на столе оказались стакан и соль. Хозяйка библиотеки очень уверенно плесканула в стакан водки, насыпала туда соли, все размешала.

— Пейте!

— Простите?

— Пейте! Только, чур, не запевать.

— Водкой меня еще не лечили…

— Какие ваши годы! Ну, вперед!

Писатель выпил то, что ему предложили:

— Надеюсь, хуже не будет.

— Будет лучше. Уже через пять минут.

Удивительно, но через пять минут, впервые за несколько дней, ему захотелось есть. Ему вспомнились сосиски и омлет.

— А не будет хуже? У меня, знаете ли, опыт, — вновь затянул он свою волынку.

— Не будет, — сказала, как отрезала, Надежда Михайловна.

И оказалась права.

Было только лучше. Нет, было замечательно. Так чувствует себя моряк, старый «Морской волк», ступивший на палубу родного корабля после долгой отлучки. Или хирург, после длительной болезни вновь взявший в руки скальпель. Сначала — небольшое волнение, но проходит секунда, вторая… Писатель специально не готовился к встрече. Он попросил Надежду Михайловну отказаться от длительных вступительных слов и просто представить его, что она с радостью исполнила, с облегчением отложив в сторону листок с написанной речью.

Писатель встал, осмотрел зал, дожидаясь, когда войдут последние опоздавшие. В маленьком зале собралось человек пятьдесят. Для Энска это было просто отлично. Люди сидели очень плотно, лица некоторых из них писатель вспомнил. Вон та девушка с блокнотом — это журналистка местной газеты. Кажется, ее зовут Света. А там, в самом углу — местный краевед. Это он в прошлый раз водил писателя по Энску. Матушка Евфалия. Пришла. Сидит вроде бы серьезная, а глаза улыбаются… С чего начать? Пожалуй, надо поздороваться.

— Здравствуйте, дорогие… — на секунду он задумался, как правильно назвать собравшихся. Улыбнулся. Ему сейчас было очень хорошо. Он любил их всех, своих читателей, людей, не пожалевших своего личного времени, чтобы послушать его. И вот в эту, вторую секунду, писатель понял, о чем будет говорить.