Виктор Лихачев - Единственный крест

— Это точно, — думая о своем, меланхолично ответил Асинкрит.

…Когда Александр исчез в чреве Курского вокзала, Степан неожиданно предложил Сидорину:

— Ну что, поехали в ваш город?

— Боюсь, мой друг, у меня денег не хватит. Буду добираться электричками. Спасибо за то, что помогли.

— Хватит денег, вот увидите. А спасибо еще успеете сказать.

В палате стояло шесть коек. На крайней, у стены, возле умывальника, лежала Лиза. Сидорин увидел ее, и сердце его сжалось от любви и нежности. Девочка единственная из всех обитателей палаты не посмотрела на вошедшего. Лежала на спине, руки вытянуты вдоль тела, глаза неподвижно смотрят в потолок. Первое желание — броситься к ней, расцеловать, растормошить, развеселить… Но Асинкрит взял себя в руки, чувствуя сердцем, что в такой ситуации, с таким ребенком необходимо и вести себя нестандартно.

Сначала он взял свободный стул, а затем с самым серьезным выражением лица направился к койке Лизы. Только тут маленькая головка с копной распущенных по подушке и плечам волос соизволила повернуться в сторону вошедшего. И — словно ядерный взрыв — всплеск радости в этих бездонных глазах. Два человека, большой и маленький, долго смотрят друг на друга. Но, вот, словно тень набежала от крыла огромной черной птицы, словно туча накрыла поле в летний день, — через мгновение вспышка погасла, глаза потухли. Впрочем, Лиза не отвела их, что Сидорин расценил, как добрый знак. И он заговорил, не зная какое слово произнесет в следующий момент. Так случается, когда говорят сердцем. Но это нельзя было назвать и монологом. Лиза тоже разговаривала с Асинкритом — глазами, выплаканными до донышка. Господи, подумал Асинкрит, да ведь не сердце у нее болит, а душа исстрадавшаяся, вместившая столько боли, что и представить себе невозможно. Сейчас для него глаза Лизы были как открытая книга. Он читал в них все, читал, и его сердце продолжало сжиматься от любви и нежности. А сжимаясь, сидоринское сердце ломало тот ледяной панцирь, в который оно было заковано все эти долгие годы. Как Снежная королева из андерсеновской сказки не могла справиться с маленькой Гердой, так все земные мудрецы, все эти гиллели и грасианы, оказались бессильными перед Лизой Ивановой, такой беспомощной сейчас — и, оказывается, такой всемогущей.

Но Сидорин знал, что если долго голодавшего человека накормить щедро, от души, он может умереть. Наверное, поэтому Асинкрит старательно хмурился и каждое слово пытался произносить как можно более весомо.

— Я ведь ругаться с тобой пришел, дорогая моя, — начал он. — Да, да, не удивляйся. Стоило мне отъехать на несколько дней — и все! — мои красавицы от рук отбились. Одна в больницу загремела, другая… С ней, впрочем, будет отдельный разговор… Ах, тебе такое сказали… А почему ты поверила этим людям, а не нам? Не пришли за тобой? Ошибаешься, дружок, Алиса была у тебя, как часы. Ей просто тебя не отдали. Удивляешься? Напрасно. Представь себе путь, дорогу. Представляешь, как чудесно идти погожим летним днем луговой тропкой? Вокруг цветы, птички поют, солнышко светит. Захотел — в речке искупался, захотел — цветов насобирал, на облака в небе посмотрел — и дальше пошел. А теперь представь этот же луг поздней осенью или зимой. Тропку занесло, в лицо бьет пурга, холодно, страшно, а идти надо. Ты по пояс провалился в снег, но помочь некому. Путь, дорога — это наша жизнь, Лиза. Понимаешь? В ней обязательно будут и погожие дни, и снежная пурга. На дороге мы обязательно повстречаем не только колокольчики и ромашки, но и… Нет, ты не права. Волки не самое страшное. Страшнее улыбающиеся люди, которые прячут за пазухой камень. Как их узнать? А ты смотри им в глаза, как мне сейчас — и все в них увидишь… Вот сейчас на твоем… на нашем пути повстречались такие люди. Они очень сильные, очень умные, но мы их не боимся. Знаешь, почему? Потому, что Бог не в силе, а в правде. Потому, что у нас с тобой есть замечательные друзья, которые приносят девочке Лизе замечательные соки, а она к ним даже не притронулась. Ни один врач, даже самый хороший, не сможет вылечить человека, если он сам того не хочет. Ты это понимаешь? И еще…

— Я люблю тебя, — вдруг прошептала девочка. Прошептала так тихо, что даже девочка на соседней койке ничего не услышала. Зато ее услышал Сидорин. Услышал, и понял, что воля оставляет его.

— И я тебя люблю… очень.

— Тогда почему ты плачешь?

— От счастья.