Михаил Васильев - Остров

Мамонт вспомнил деревню, где когда-то жил. Вот он, дом, стоящий на берегу реки, от ближайшего столба перекинуты провода, туго натянувшиеся, будто удерживающие его от падения в воду. По коже пробежал привычный озноб. Когда он вспоминал этот дом, мысленно всегда называл его "холодным". Холодный дом. Из экономии он почти не топился. Почему-то в воспоминаниях о деревне всегда стояла осень или зима, холод. Впервые всерьез он стал вспоминать о деревне в тюрьме, это была популярная там мечта: многие мечтали скрыться в деревне, жениться, лечь на тихое дно. "По всем правилам жанра и это иллюзия. Должна быть… — Это он думает, лежа ночью на тощем матраце, по-младенчески свернувшись под одеялом. — Но где же подвох? Вроде все просто… И возможность появилась. Как раз…" С закрытыми глазами он видит старый дом, куда ездил когда-то в детстве к бабке. Потом оказалось, что после бабкиной смерти в доме поселилась какая-то дальняя (а может и близкая?) родственница. Это уже никого не интересовало: нравы в деревне были такие… грубые. Женись на ком хочешь. Потом выяснилось, что родственница была не старой и даже просто молодой. — "Блондинка монголоидного типа. Мастер семейной сцены."- Сейчас он вспомнил и даже увидел грубоватое, но чем-то привлекательное, широкое лицо, розовое и гладкое, его так украшало явно выраженное здоровье. А еще было сильное, широкое в кости, тело. Во всем этом он когда-то с вожделением видел своеобразную, но отчетливую красоту. К тому же в бабкином доме появилась огромная, заваленная перинами, кровать, настоящее супружеское ложе.

— А люди в деревне хорошие, — продолжал Аркадий, — хоть и жизнь нелегкая там. Смотришь, будто коростой, коркой, покрылись люди от нужды, а внутри с душой. Только видеть надо…

"…Конечно, здоровая и работящая," — сейчас Мамонт понял, что недостатки жены существовали только для него. Никто вокруг не обращал внимания, не замечал ее дикого нрава. Конечно, жена была именно такая, куда здоровее и работящей его. — "Работоспособней!" — Все остальное в деревне не имело значения. Получалось, что всего остального просто не было.

"Прибой начинается!" — подумал Мамонт, глядя на погрузившегося по грудь Козюльского. Вспомнилось вдруг о своих внезапных пробуждениях на том супружеском ложе.

Он просыпается с колотящимся сердцем от грубых толчков в бок. За окном — еще синие сумерки. Такое пробуждение повторялось каждый день, но каждый раз, спросонья, Мамонт не мог понять, что случилось. Жена ругается: матом, во весь голос, не обращая внимания на тихое нежное утро. Она вообще не умела говорить тихо. — "До сих пор лежишь, сволочь!" — орет жена и в конце концов особо сильным толчком спихивает его с кровати.

Хотя, иногда спихивала его молча, когда Мамонт еще спал. Какое-то время Мамонт досыпал, распластавшись на полу, на домотканом коврике. Потом просыпалась жена и, опустив с кровати ноги, упиралась ими во что-то мягкое, чем опять оказывался Мамонт. Жена в ярости топтала поверженного и чем дальше, тем труднее было относиться к этому с юмором.

Аркадий все еще что-то говорил:

— …Ох, и урожайный этот остров. Так и прет все из земли! Представить такого не мог. Все же у нас в деревне такой земли нет. И климатические условия. Ну, и климатические же условия! Повезло тебе!.. Здесь большие дела делать можно.

Поначалу он еще пытался объяснять, кто он, Мамонт, такой, рассказывал о своей нелегкой жизни и о своем духовном богатстве, о том, как много в мире изменится после его неизбежного успеха. И не сразу понял, что она абсолютно не понимает его, ни единого слова.

"Ох, как не сразу!.. С некоторыми говорить, все равно как в отключенный телефон."

"Ты думаешь, дура, что работа твоя, добывание еды, — единственная ценность в жизни, — доказывал как-то Мамонт. Никогда еще он не выражался так вдохновенно. — А другие ценности для тебя, дуры, абстракция! Абстракция? А это ведь и доброта, и веселье, щедрость, легкость жизни". Последнее Мамонт особенно ценил.

— …А может и три урожая… — не умолкал Яков. — И крокодилов разведу. Говорят, очень выгодно: ремешки из них, сумки для баб… Ты не знаешь, станет здесь жить крокодил?

Оказалось, что в сознание жена приходила, когда заканчивались разговоры об абстракции, и совершались деяния реальные. В бешенство приводили ее действия Мамонта, считавшиеся в деревне проявлением слабоумия. Вот он взял и подарил соседу покос в лесу. Вот получил в лесничестве дрова, продал тому же соседу, а деньги с ним же пропил. — "Не могу я только работать и жрать! — орал он как-то в очередной раз. — Лошадь моя только работает и жрет! На ферме… Ты хочешь, чтобы я стал тупой и работящий, чтобы я постепенно лошадью стал?" — "Да!" — вдруг сказала жена, важно кивнув…