Линии в окулярах бинокля образовывали пунктирный крест: будто прицел, направленный в голову офицера.
"Далеко. Как жаль, что это не оружие. Нажал бы сейчас на какую-нибудь кнопку, и гады с воплем исчезли бы. Не придумали. Чего только не выдумали, а до этого пока не догадались. Или вспыхнули бы, занялись огнем. А то, например, покрутил колесико, а эти сдвинулись назад. И дальше, дальше. Чтоб так и уползли за тыщу километров. Или за две. Хватит."
— Куда-нибудь в Антарктиду, — пробормотал он вслух. — Бумажки разложил, гад. Считает. И чего именно?
— Чего он может считать. Как нас убить.
Без бинокля черные сразу стали мелкими и нестрашными. Муравьями копошились где-то там, у себя, блестя круглыми железными головами в касках.
"А вдруг и не станут убивать? — появилась откуда-то нелепая надежда. — Пожалеют ни с того ни с сего."
Сзади по-крестьянски громко, будто в поле, переговаривались демаскирующие корейцы.
"Бдительность усыпляют," — пробормотал Демьяныч. Сейчас он рвал эту странную полосатую траву вокруг себя и обкладывал ею пулемет. Стоящий на, прижавшейся к земле, треноге, короткий, с кожухом водяного охлаждения — что-то вроде маленького варианта "Максима". Толстый ствол с табличкой "Рейнметалл" постепенно скрывался под слоем свежего сена.
— Будто самогонный аппарат, — заметил Мамонт.
— Американцы обещали много оружия хорошего мощного оставить и это что — много? Надо хотя бы кирпичей, камней каких-нибудь принести да спереди уложить.
— Принесу, — Мамонт на четвереньках стал выбираться назад.
— Перехватим! Двинутся, куда денутся, — слышался Демьяныч.
От трехдневного лежания на тростниковом мате хрустели суставы и болела спина. Рядом начинался обратный, невидимый черным, склон, здесь ими, мизантропами и корейцами, был сложен бруствер, низкая и длинная гряда из местного камня. Оказалось, тут прямо на земле спал Тамайа, подставив солнцу пропеченное лицо и положив голову на зеленую трубу: гранатомет или, как почему-то называл его когда-то Миллер, Большой Бен. Вблизи по выражению его лица было заметно, как серьезно и внимательно он смотрит какой-то свой сон. Ниже начинался стихийно возникший лагерь, вытоптанная и замусоренная земля перед морским обрывом. Среди бамбуковых шалашей было разбросано оружие и какая-то кухонная утварь.
"Военная машина! Это засада называется," — Удивительно было надеяться, что черные еще не знают обо всем этом, но внутри все же шевелились остатки какой-то надежды. Опять на какую-то случайность? Чудо?
У самого обрыва рос кустарник и несколько кривых тонких деревьев. Между ними висели зеленые, армейского образца, гамаки. Возле сложенных из камней очагов копошились корейские бабы и старухи, некоторые даже с детьми. Кучками сидели и стояли корейцы, коричневые, будто вылепленные из глины, некоторые в бронежилетах на голое тело. Американские каски на корейских головах криво болтались, почему-то были большие, не по размеру. Здесь же, рядом с Наганой, стояла Марико, в туго обтягивающих джинсах и блестящей лаком легкой кожаной куртке, слишком нарядная для предстоящего, по мнению Мамонта. По-прежнему слышались голоса мизантропов, говорили все о том же.
— …Ему теперь никакого спасиба не надо.
— Если каждому так дорого жизнь отдавать, быстро все черные кончаться. И даже из нас кто-нибудь уцелеет.
— Так и не получил я с тебя своих долларов, — упрекнул Козюльский Кента. — Да! Видать, все-таки не удержаться нам… Где-где? На этом свете…
Наступила недолгая пауза. Мизантропы сидели на бруствере и на, сваленных в поленницу, базуках, которые постепенно стали называть гранатометами. Тоже севший рядом, Мамонт ощутил под собой теплый камень. Бруствер. Еще одно слово, которое пришлось недавно запомнить.
— А все же я не хотел бы, чтобы после смерти еще что-то было, — наконец заговорил Кент. — Без физического существования, без благ для организма, что остается? Одни разговоры, вроде как в тюрьме.
Глядя на этот лагерь, Мамонт почему-то подумал, что как-то не хватает здесь Квака. Вроде он должен здесь быть обязательно, без него было как-то неправильно. Ошибочно.
— Говорят, Нагана японский за деньги корейцев нанимает в черных стрелять, — сказал Пенелоп. Не стесняясь стоящего невдалеке Наганы, кивнул в его сторону. — А Аркашка-то куда пропал?
— В дозоре.
— Это еще что?
Это означало, что Аркадий подкрался к черным ближе, спрятался на дереве и смотрит на этих черных.
Читать дальше