Джойс Кэри - Из первых рук

— Он жук-стервятник, — объяснил я Носатику. — Бедное насекомое. Нелегко ему будет в жизни. Такими, как он, набиты все желтые дома, кутузки, морги и прочие человеческие общежития. Жук — это жук, облапошивает былинку за былинкой и трепыхается сколько отпущено. Стервятник — это стервятник, он расправляет крылья и камнем падает на добычу. Но жук-стервятник — это жук, возомнивший себя стервятником. Даже черви знают, какая это дешевка.

Носатик все поглядывал на меня и то и дело краснел.

— Но открытки стоят всего два пенса за штуку, — сказал он.

— Верно, — сказал я.

— Почему же он дал вам четыре шиллинга?

— Потому что они мне нужны и тебе тоже.

— Он подал вам милостыню?

— Нет, заплатил за товар. Торговля предметами роскоши. Плодами воображения. Корабли, машины, войны, банкиры, фабрики, аферы, налоги и спекуляции — все это плоды воображения. Воображения. Человека, который от избытка воображения перерезает другому глотку, отправляет на виселицу судья, поставленный, чтобы держать воображение в узде. Не будь воображения, — сказал я, — мы обходились бы без полиции и правительства. Наша земля была бы тихой, мирной и скучной, как дохлая собака, облепленная дохлыми блохами. Именно это я и сказал Рэнкину, когда он продал свой автоматический регулятор солидной фирме, называемой «Рэкстро», которая рассчитывала найти ему сбыт. Но регулятор не пошел. «Мы очень сожалеем, мистер Рэнкин, — сказали представители фирмы, — но ваш регулятор слишком чувствителен. В настоящее время нет спроса на такой сверхчувствительный прибор. Наши клиенты предпочитают приборы пусть хуже, но дешевле». А когда Рэнкин пытался им втолковывать, что можно удешевить регулятор, пустив его в массовое производство, они только качали головами и твердили, что на него нет спроса. «Так создайте спрос, — сказал Рэнкин, — На то у вас и реклама!» Но они предпочли отделаться от Рэнкина вместе с его регулятором. Им ни к чему были лишние хлопоты. С какой стати? Старая солидная фирма. Глава — в парламенте, старший сын — в гвардии, младший — в совете графства.

Рэнкин слег, а когда сестра выходила его, надумал застрелить старого Рэкстро, который, надо полагать, понятия о нем не имел. «Успокойся, старина, — сказал я. — Взгляни на вещи с другой стороны. В темницу тебя не заточили, живьем не сожгли. А ведь так поступают с большинством первооткрывателей. И поделом им. Пусть не баламутят публику, не подрывают бизнес и старые солидные фирмы — основу личного и семейного благополучия. Ты остался при своих. Можешь изобретать себе дальше в полное свое удовольствие. И тебе не надо, как бедолагам из „Рэкстро", считаться с парламентом, племенными быками и положением в обществе».

— Но, прошу извинить... — сказал Носатик, который, как все добродетельные люди, несколько въедлив: от него так же трудно отделаться, как от рези в желудке, — мы говорили об открытках.

— Ах, об открытках, — сказал я. — Ну да, конечно. Знаешь, будь добр, зайди вон в ту лавку и узнай, дадут ли они нам в кредит бутылку шотландского виски.

А я пошел в другую сторону и сбыл еще один набор серьезному на вид джентльмену в синем воротничке, но в ботинках из первоклассной кожи с белыми прокладками. Он без единого слова выложил пять шиллингов. А свирепого вида леди в пенсне дала мне шесть. Она была вся в черном, но с напудренной сзади шеей, а на ручке зонтика вырезана обезьянка.

Пришлось прикупить открыток. К вечеру мой капитал составлял три фунта. Правда, Носатик разобрался, что к чему, и загрустил.

— Вам это не к ли-лицу, мистер Джимсон, — сказал он. — Уж лучше я сам.

— У тебя не получится, — сказал я. — Тут нужен артист, художник. С огромным воображением. Ты не рожден для художеств. Ты рожден для государственной службы. И раз уж ты проворонил стипендию, единственная твоя надежда — солидный магазин тканей. Сфера обслуживания. Платья новейших фасонов. Все для женщин. Пакен и Молино предсказывают гибель золотого тельца, то есть коротких юбок, моду прошлого года. Да славится воля Господня, то есть длинные юбки — новая мода, — навеки возрожденные в Сионе.

Тут мой взгляд упал на длиннолицего джентльмена в синем, хорошо отутюженном лондонском костюме, сшитом на заказ, в черных ботинках, тоже на заказ, черных носках и шляпе а-ля Иден. Весьма представителен. Вышел из первоклассного отеля. Если бы не розовая шелковая рубашка и такого же цвета галстук и носовой платок, торчащий двумя уголками из верхнего кармана, его вполне можно было бы принять за аристократа, или крупного бизнесмена, или чемпиона по теннису. Я нащупал в кармане конверт.