Олег Лукошин - Человек-недоразумение

— По мере сил знакомим, — терпеливо, хотя и с видимым недовольством, отвечал Круглову Евграфов. — Ведём беседы, агитируем (в наши обязанности входила и вербовка новых членов). Люди слушают нас внимательно. Но с деньгами расставаться не торопятся. Это и понятно, тяжело они им достаются.

Круглов покивал, вроде бы понимающе, но в то же время недовольно, и отошёл от главреда ко мне.

— Здорово! — широкой улыбкой и крепким рукопожатием приветствовал меня Саныч. — Ну чё, Вовка, как жизнь молодая? Не замёрз?

Стояла зима, я действительно иногда подмерзал на улице, если было слишком уж морозно и ветрено. Старый, потрёпанный, но ещё жизнеспособный тулуп у хозяйки в доме нашёлся, она любезно мне его одолжила, а зимние ботинки с шапчонкой-гандончиком пришлось покупать самому, на самую первую зарплату. Шапка-то ещё ладно, не шибко мёрзла в ней голова, а вот ботинки, видимо из желания сэкономить, приобрёл я говённые. Тонкие, дрянные, а потому ноги в этих стояниях на улицах стали для меня самой проблемной частью тела. Не помогали даже шерстяные носки, тоже великодушно одолженные (а вроде бы даже и подаренные) хозяйкой.

— Не, нормально, — отозвался я с такой же широкой улыбкой.

Зачем человека обижать, если он мне симпатизирует?

— Прочитал статью твою, — достал Круглов из кармана пачку сигарет и предложил мне закурить. Я отрицательно помотал головой, не курю, мол. — Здравые рассуждения, верно подмечено. Скоро, очень скоро взвоем мы от этого нового класса собственников, за который так яростно боролись. Не мы, конечно, боролись, а эти все… Помяни моё слово, лет через десять большая часть населения России будет вспоминать Советский Союз очень и очень добрым словом. Только ничего уже вспять не вернёшь. Я вот, к примеру, на том самом референдуме голосовал за сохранение Союза. Потому что в нём присутствовали черты фашистской государственной строгости. Хоть и сильно разболтанные, но всё же присутствовали. Советский Союз — это была великая держава. Уникальная. Её бы чуть-чуть в другую сторону подтолкнуть, и стала бы страна счастливейшей на свете. Но не дали ей этого, не дали. Топчат страну, уничтожают. Если в ближайшие два-три года мы к власти не придём, ничего от России не останется. Вообще ничего.

Покуривая, Саныч стоял рядом и обозревал окрестности.

— Адвентисты седьмого дня, что ли? — презрительно кивнул он в сторону тусовавшейся у своего собственного лотка кучки молодёжи.

— Вроде бы Свидетели Иеговы, — поправил я его.

— Та же самая дрянь, — поморщился партийный босс. — Лучше православия нет на свете религии. Хотя сам я атеист. Но русским людям без православия нельзя, это суровая религия, а потому дисциплинирует.

— Я тоже атеист, — сказал я для чего-то.

Круглов на эти слова не отреагировал. Задумчиво смотрел не на сектантов уже, не на дома и машины, а куда-то в далёкую-предалёкую даль, светлую и величественную, статную и счастливую, отчего взгляд его сделался туманным и грустным.

— Паства, Володь, — вдруг без предисловий сменил он тему, — это очень важно. Ты, может быть, даже и не представляешь, насколько это важно. Ты вот, я гляжу, одиночка по жизни, экзистенциалист какой-то. Так мне кажется. А без паствы, если хочешь что-то в этой жизни изменить, никуда. Один человек слаб, один он ничто совершить не способен. Ему нужны те, кто пойдёт за ним, кто будет готов пожертвовать собственным временем, здоровьем и даже жизнью. Со стороны может показаться, что связь между лидером и его сторонниками на обмане основана, на каком-то несправедливом подчинении, но это не так. Паства просто так не даётся, поверь мне. Если ты никто, никто за тобой и не пойдёт. Даже одного человека повести за собой не получится, если нет в тебе соответствующего дара. Любое лидерство — оно от бога. Я сильно изменился и жизнь свою изменил, когда понял это. Кто я раньше был? Да никто! Слесаришка на заводе, кусок говна в проруби. Получил инвалидность — и выкинули меня на обочину, и никому я больше стал не нужен. Ни государству, ни собственной жене с детьми. Но, слава богу, жила внутри искра, самообразовываться стал, книги читать, думать на разные темы. И понял, что не для тупого однообразия я в этот мир пришёл. Что изменить мне его предназначено. Самой главной проверкой стало именно это — умение вести за собой. И оно у меня нашлось, Володь, нашлось! Вот когда обрёл я паству, стало мне ясно, что гожусь кой на что.

Рассуждения его в тот момент показались мне скорее забавными, чем глубокомысленными и заслуживающими внимания, хотя слова про паству в подкорку всё же забрались, а высказывание о предначертании к изменению мира и вовсе проскочило по мозгам шершавым поршнем — слишком похожим на мои собственные мысли оказалось оно, а всякая похожесть с другими людьми всегда пугала и раздражала меня. Впрочем, тогда я не был склонен к рефлексии по поводу этих слов и постарался пропустить их мимо ушей, что почти удалось.