Зэди Смит - Время свинга

К тому времени, когда мы избежали канкуранга и проехали через все блокпосты в промежутке, и после того, как наше такси пробралось по выбоинам запруженных улиц торгового городка и выехало к паромной пристани, — к этому времени было уже слишком поздно, мы опаздывали, скатились вниз по настилу, но оказались в заторе по меньшей мере из сотни других людей и смотрели, как ржавый горб пристани выпирает в воду. Река раскалывала этот палец суши надвое по всей длине, и аэропорт располагался на другой стороне. Я оглядела хаотичный трехэтажный груз для парома: матери с их младенцами, школьники, селяне и работники, животные, легковушки, грузовики, мешки с зерном, дребедень туристов, нефтяные бочки, чемоданы, мебель. Нам махали дети. Никто, казалось, не был уверен, последний это паром или нет. Мы ждали. Шло время, небо порозовело. Я подумала об Эйми в аэропорту — ей приходится светски болтать с министром образования, — и Джуди, в ярости, нахохлилась над телефоном, звонит мне снова и снова и ничего не добивается, — но мысли эти не возымели ожидаемого действия. Терпя заминку, я себя чувствовала вполне спокойно, отрешенно, рядом со всеми этими другими людьми, кто, казалось, не выдавал никакого нетерпения или, по крайней мере, не выражал его ни в каком виде, который я бы могла распознать. Я была вне зоны доступа к сети, ничего не могла сделать. До меня совершенно невозможно было дозвониться — впервые за много лет. Это придавало неожиданное, но не неприятное ощущение тиши, вне времени: отчего-то мне напомнило детство. Я ждала, опираясь на капот такси. Другие сидели на своем багаже или подтягивались и садились на крышки бочек. Один старик отдыхал на половине исполинского ложа. Две маленькие девочки оседлали клетку с курами. Время от времени по настилу медленно спускались ярко выраженные грузовики, забивая всем нам в глотки черный дизельный выхлоп, сигналя предупредить всех, кто бы ни спал или ни сидел у них на пути, но оказывалось, что ехать им некуда и делать нечего, поэтому вскоре они присоединялись к нам в этом ожидании, что, казалось, не имело ни начала, ни конца: мы вечно смотрели за воду, выискивая глазами паром, и вечно будем это делать. На закате наш шофер выкинул белый флаг. Развернул такси, медленно пробрался через толпу и уехал. Чтобы уклониться от женщины, пытавшейся продать мне наручные часы, я тоже перешла к краю воды и села. Но Ламин за меня беспокоился — он всегда за меня беспокоился: такая, как я, должна ждать в зале ожидания, что стоило две грязные мятые бумажки из тех купюр, что я держала скатанными у себя в кармане, и потому он, естественно, со мной пойти не мог, но все равно настаивал, что я должна туда зайти, да, зал ожидания — определенно место для таких, как я.

— Но почему нам нельзя просто ждать тут?

Он выделил мне свою мучительную улыбку — у него имелись только такие.

— Для меня нормально… но для тебя?

Снаружи по-прежнему было градусов сорок — от мысли о том, чтоб находиться в помещении, тошнило. Вместо этого я заставила его сесть со мной рядом, ноги у нас болтались над водой, пятками мы пинали кучки мертвых устриц, вцементированных в опоры пирса. У остальных молодых людей из деревни в телефонах была танцевальная музыка — как раз для того, чтобы слушать в такое время, — но Ламин, серьезный молодой человек, предпочитал «Всемирную службу Би-би-си», поэтому, взяв по одной шишечке наушника, мы с ним слушали передачу о стоимости университетского образования в Гане. Под нами, по самому берегу, голые по пояс мальчишки с широкими спинами носили на плечах осмелившихся туристов — по зыби мелководья к каким-то ярко раскрашенным и опасным на вид узким баржам. Я показала на очень толстую женщину с младенцем, привязанным к спине, — ее как раз взгромоздили на плечи одного мальчишки. Бедра ее стиснули ему потную голову.

— А мы почему так не можем? Переправились бы за двадцать минут!

— Для меня это нормально, — прошептал Ламин: такое ощущение, будто каждый разговор со мной был для него постыден, и его никто не должен услышать, — но не для тебя. Тебе следует зайти в зал ожидания. Это будет долго.

Я посмотрела, как пляжный мальчик, вымокший уже по пояс, опускает пассажирку на сиденье. Похоже, мучился он, перемещая свою ношу, гораздо меньше, чем Ламин, просто говоривший со мной.

Когда начало темнеть, Ламин пошел по толпе, задавая вопросы, и превратился в совсем другого Ламина — не односложного шептуна, каким был со мной, а, должно быть, настоящего Ламина, серьезного и всеми уважаемого, забавного и говорливого: казалось, он знал всех, и красивые молодые люди тепло приветствовали его с братской нежностью, к кому бы он ни подошел. «Ровесники», как он их называл, и это могло значить либо что он вырос с ними в деревне, либо что они учились в одном классе, либо что они вместе ходили в учительский колледж. Это крохотная страна: ровесники были у него повсюду. Девушка, продавшая нам кешью на рынке, была его ровесником, а также охранник в аэропорту. Иногда ровесником оказывался какой-нибудь молодой полицейский или армейский кадет, остановивший нас на блокпосте, и это всегда оказывалось удачей — напряжение спадало, они снимали руки с автоматов, совались к нам в пассажирское окно и счастливо предавались ностальгии. Ровесники давали тебе лучшую цену, быстрее выписывали билеты, махали, чтоб ты проезжал. И вот попалась еще одна такая — грудастая девица в кассе парома, обряженная в озадачивающую комбинацию предметов, какие я видела на множестве местных девушек, и мне не терпелось показать это Эйми с превосходством знающего путешественника, прибывшего сюда на целую неделю раньше. Клепаные джинсы в обтяжку, с низкой талией, откровеннейшая борцовка — являвшая неоновые края кружевного лифчика — и алый хиджаб вокруг лица, скромно закрепленный сверкающей розовой заколкой. Я смотрела, как Ламин долго разговаривает с девушкой на одном из нескольких местных языков, которыми владел, и пыталась вообразить, как простые вопросы, на которые мы искали ответы, — «Будет ли еще паром? Когда он придет?» — могут превратиться в такие сложные дебаты, какие они, похоже, сейчас вели. С другого берега бухты донесся гудок, и я увидела, как к нам по воде придвигается громадный силуэт тени. Я подбежала к Ламину и схватила его за локоть.