Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

Я плохо переношу людей нервных и несдержанных, раздражённых с утра, мне их всегда жалко. К тому же убеждён, что с кем утром столкнёшься, от того на целый день и наберёшься, и потому, заботясь о собственном драгоценном самочувствии, спешу успокоить несчастную врачиху:

— Со мной не надо уродоваться. Я сам вылечусь, — но не спешу оглоушить своим ночным решением, чтобы внезапной радостью не навредить ей, печальной. — Мы с Ксюшей меня вылечим. — Ксюша, смотрю, согласно и сонно улыбается, а Ангелина, истратив теснящий запал, успокоилась, подошла и коротко велела:

- Заголи.

Любят они здесь изъясняться недоделанными фразами. Что заголить-то? Ксюшины вкусы я знаю — она любит, когда заголяют, особенно в 6 часов, сверху. Постеснявшись на большее, заголил колено и понял, почему нас одели в безразмерные штаны: чтобы легче было заголяться и сверху и снизу. Пока осеняло, Ангелина вцепилась выше колена холодными и чистыми, как смерть, пальчиками, жёсткими, как клещи, спрашивает строго:

— Что чувствуешь?

Ясно, что! Зачем спрашивать попусту?

— Щёкотно.

Она даже отпрянула, отдёрнув руку, лицо снова стянулось, как рука под резиновой перчаткой. Резко встала со стула, бросила через плечо равнодушной ко всему от недосыпания и мелькания задниц Ксюше — убеждён, что если бы нас выложить в коридоре с голыми задами, она каждого назвала бы по фамилии — :

— На перевязку, — и прямой жердью двинула на Петьку, нацелившего на неё гипсовое орудие.

Мне до них дела нет, — своя даже маленькая болячка всегда дороже любой чужой — только слышу, радует Петьку — может, значит!

— Будем снимать, — и, не подойдя к ёрзавшему в той же надежде Алёшке, чёткими шажками не ушла, а удалилась.

— Не больно-то она нас любит, — делюсь осторожно сугубо личным мнением, чтобы не задеть чужого, противоположного моему. Я вообще ужасно не люблю оказываться на стороне тех, кого меньше. Всё равно, что почувствовать себя с расстёгнутой ширинкой. Раз меньше — значит неправы! Застёгивайся и помалкивай.

— Злющая, стерва! — мягко согласился облагодетельствованный Петька. — Мы для неё всё едино, что враги, заставляем заниматься грязным делом.

— Ушла бы, — осенило меня мгновенно.

— Какой шустрый! — подначил счастливец. — Её и так выперли из районного Управления — всем мозги проела! Да им дай халяву, больше половины шмыганёт.

— Мы им мешаем здесь, — встрял раздражённый Алёшка. — Духа нашего не было бы, если б не платили за койко-место.

И опять меня, умницу, осенило:

— Так можно положить по двое.

Петька захохотал, поддержав рацпредложение:

— Только чтоб не мужика.

— Лопухов, — заглянула Ксюша, прекратив унылый больничный трёп залежавшихся без дела мужиков, — сказано же: на перевязку!

А я и не слышал, чтобы именно мне говорили и когда. Однако с Ксюшей спорить неинтересно и бесполезно: она всё равно на ходу спит.

В знакомой до потемнения в глазах перевязочной всё повторилось, как и прежде, за исключением одного: я не корчился, не гримасничал, мужественно выражая тем полнейшее безразличие к болезненной процедуре и давая понять проце-дурам, что прекрасно обошёлся бы и без них, т. е., без Ангелины. Ксюшу я сразу простил. За что, правда, пока не придумал. Отвернулся к окну и, сжав зубы, молчал, как наш разведчик в ихнем логове, а когда они кончили, сухо поблагодарил коротким гордым наклоном головы, как благодарят киношные гвардейские офицеры дуэльных противников. У меня их двое: Ангелина и колено.

— К тебе чувиха подгребала, — безразлично сообщил Петька, ожидая вызова, — пакет притаранила.

На кровати и впрямь лежал большой бумажный прямоугольник с чем-то твёрдым. «Коробка конфет», — сразу догадался я, — «вместо торта прислали».

— Что за чувиха? — спрашиваю у нервничающего соседа.

— Так, — отвечает сердито, не желая отвлекаться от ожидания, — мошкара в очках. — Подумав, я вспомнил, что самой маленькой, самой затурканной и самой безобидной у нас в партии была чертёжница. Она и вправду носила очки. Скорее всего, её и делегировали добрые товарищи. Посмотрим, что за конфеты. Хорошо бы с ромом. С понятным нетерпением я развернул упакованную в бумагу и заклеенную посылку и обнаружил массивный фолиант машинописных статей по геологии и месторождениям района и региона. Значит, это обязательный Трапер прислал «торт»? Петька, посмотрев, сразу определил назначение фолианта:

— В сортир, на подтирку. Надолго хватит.

Лениво полистав внушительный том, я нисколечко не воодушевился им и небрежно засунул под чахлую плоскую подушку, решив, что так от него будет больше пользы. Боль в колене заметно попритихла, и можно добирать потери ночного сна. Засыпая, решил, что, когда Трапер сломает что-нибудь, я пришлю ему в больницу собрание сочинений Маркса.