Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

— Чего не дрыхнешь? — ласково спрашиваю соседа, лежащего на спине с открытыми глазами, в которых то и дело вспыхивают отблески костра.

— Мои мысли, — отвечает вяло, — не здесь, а там, дома. Тебе, холостяку, не понять.

— Слушай, — обращаюсь, чтобы по-дружески отвлечь от неприятных домашних мыслей. — Коган метит на Первом Детальном месторождение открыть. Там аномалии ЕП классные объявились. Весь комплекс методов будем срочно делать.

Адик хмыкнул, отбился от назойливого комара, отвечает:

— И без вашего комплекса по геохимическим ореолам ясно, что там есть мелкое сульфидное непромышленное месторождение, — пролил бальзам на мою душу. — Толку с ваших аномалий. — А вот хамить не надо!

— Зачем ты тогда на геофизический фак подался? — уел я нахалюгу. Он с остервенением прихлопнул кровососа на щеке, размазав кровь.

— Потому! — отвечает неясно. — Мы с Розенбаумом вместе поехали поступать. Оказалось, что на геологический факультет приём закончен, а я не знал, дай, думаю, поступлю на геофизический, а потом перейду. Контрольные Олег будет делать за меня, — Адик опять хмыкнул. — Делает! За себя не может в два года сделать за 1-й курс. Слушай, — он с надеждой повернулся ко мне: — Сделай парочку, по физике и математике, а?

И делать не хотелось, и отказывать неудобно.

— Ладно, — обещаю за бальзам, — посмотрю. — Но ты, думаю, ещё попросишь прощения за пренебрежение к нашим аномалиям. Все попросят!

Пора, однако, спать. На небе, ещё не напрочь завешанном снизу туманом, было так много звёзд, что все они представлялись одной гигантской звёздной туманностью. И что значит по сравнению с этим необъятным космическим миром какой-то Колокольчик и мы вместе с ним. Что вообще значит наша жизнь, не видимая из вечности даже краткой вспышкой. Так что не зазнавайся, временный житель вселенной.

Всё же лучше, когда в доме четыре стены и печка. Утром проснулись рано от адского холода. А я ещё и спал плохо от адского храпа. Опять не повезло! Всю ночь приходилось отворачивать от себя музыканта-фольклориста набок, но ему так не нравилось, он с упорством возвращался на спину и с удовлетворением заводил ещё более оглушительные трели. Голова раскалывалась, во всём теле ломота, домой страсть как хочется. Костёр, брошенный засонями на произвол сырого тумана, почти угас. Быстренько разожгли — конечно, не я, а Горюн — и сгрудились вокруг, нахохлившись и согреваясь. В округе всё закрыл хмурый серовато-синий туман. Угрюмый лес дремал, река застыла неподвижно и сонно, деревья неутешно плакали, а трава уросилась. Даже идти умываться в такую белень не хотелось: опасно — назад дороги не найдёшь, заблудишься.

Кое-как согрелись, да и светать стало. Туман начал рассеиваться, свёртываться в клубки и уноситься в верховья распадков, кое-где просинело чистое, умытое, небо, и вдруг ярко брызнули лучи небесного обогревателя, осветили и оживили бриллиантовую землю. Неподвижный, отяжелевший от сырости воздух постепенно подсыхал на сквознячке, можно начинать жить.

Матерное настроение было не только у меня. Шамать не захотели, поприхлёбывали крепчайшего чаю с сухарями и мошкарой, слямали две банки тушёнки и засобирались, чтобы согреться на ходу. Сигнального дыма решили не давать, обойдётся, всё равно из-за тумана не видно. Пошли по берегу гуртом, не сговариваясь. Да и что толку рассредоточиваться: спичку вилами в стоге сена не подцепишь. Если бы я был на месте Колокольчика, то обязательно рванул вниз по реке до самого синего моря, а там — садись на любой корабль и дуй до самого Рио-де-Жанейро. Оттуда в контору — хлоп! — международная телеграмма «SOS»: срочно присылайте поисковую группу с усиленными подъёмными в составе — и мы, четверо, перечислены — для экстренных поисков и спасения. И подпись: синьор Колокольчиков-Бубенчиков, наше вам с кисточкой! Я бы ни за что не поехал, мне на гору надо. Вспомнив о ней, вздохнул тяжело, когда теперь попаду и найдётся ли время в этом сезоне?

Идём-бредём по густым зарослям ивняка и ольхи, орошаемые дистиллированной божьей благодатью, а куда идём, уже и не вспоминаем. Стали часто попадаться протоки, которые надо переходить по камням, заворачивая выше по течению. Река явно полнеет, мощнеет, углубляясь и расширяясь и привольно болтаясь по размытой песчаной пойме: то прижмётся к утёсам, образуя глубокие рыбные ямы, то разбежится по паразитирующим протокам. Во многих местах течению мешают баррикады камней и бурелома, будто кем-то построенные специально.