Александр Синдаловский - Дом на углу

Ничто не страшит больше неопределенности. Любой феномен можно обезвредить ярлыком названия, как бы непривычно оно ни звучало. Все остальное — вопрос времени и привычки. Прихожане неохотно расходятся. Трудно признаться себе в завершении столь волнующего этапа существования, в кильватере которого неизбежно возникнет пустота. За приливом следует отлив.

С этого момента их возбуждение пойдет на убыль. Вскоре над крышами микрорайона, в гуще которых с высоты птичьего полета почти невозможно различить кровлю нового дома, затянется матовая пелена повседневности.

Главу под этим номером придется оставить без названия. Ибо ее напишет и озаглавит будущее.

18 апреля — 9 мая, 2009 г. Екстон.

© Александр Синдаловский

Среди всех праздников наиважнейшим для меня является день рождения. Моего, естественно, рождения. Новый год — тоже ничего. Мне нравится приглашать к себе гостей, нравится готовиться к праздникам — идти в супермаркет; запекать нашпигованную баранину с мелким, в кожуре, картофелем; доставать из гаража раскладные стулья; расставлять посуду; даже мыть ее потом — тоже нравится. Мне нравится все, кроме одного — получать подарки. Нет, много лет назад, в детстве получение подарков было, наверное, самым главным моментом любого праздника. Меня одинаково радовали и годовая подписка на «Мурзилку» и гэ-дэ-эровская железная дорога, и набор марок, даже гашеных. Но с тех пор что-то изменилось: то ли запасы даров оказались исчерпанными, то ли фантазия волхвов иссякла, а может, я просто пресытился. Как бы то ни было, за последние пятнадцать лет, ритуал дароподношения превратился для меня в пытку.

Сперва я довольно спокойно относился к многочисленным склянкам одеколона и лосьона для бритья: пусть будут, пусть пополняют мои запасы парфюмерии. В конце концов, все эти флаконы и тюбики выглядели довольно эстетично. Giorgio Armani, Paul Sebastian, Hugo Boss, Kenneth Cole. Можно было рассматривать их как объекты коллекционирования: ну, и что ж, что не марки и не банкноты (я в школе еще и старые купюры собирал). Какое-то время, пока позволяла длина полочек в ванной, я даже расставлял их по алфавиту, но потом от этой идеи пришлось отказаться. После буквы R места на полочках не оставалось, и гармоничность экспозиции была нарушена. Флакончики на оставшиеся буквы я замуровал в коробку из-под принтера и поместил все в тот же гараж.

За годы, прожитые в Майами, я получил в подарок несколько десятков мужских сорочек, из которых только одна оказалась моего размера; пар двадцать запонок — при том, что ни одна из моих рубашек на запонки рассчитана не была; штук сорок галстуков и примерно столько же брючных ремней; около двух сотен свечей всевозможных форм, цветов, и калибров; столько же подсвечников; с полсотни ваз, вазочек, кувшинов, кувшинчиков; несколько десятков наборов хохломы — ложки, нарезные доски, матрешки; не меньше дюжины палехских шкатулок; пятнадцать гжельских бокалов — для кваса, пива, браги и медовухи; а также не поддающееся подсчету число солонок, перечниц, сахарниц, конфетниц, супниц, салатниц, селедочниц, соусниц, масленок, скатертей; были тут и ножи для мяса, рыбы, птицы, сыра, паштета; ложечки для чая, муса, киселя, мороженого, взбитых сливок, йогурта, торта; чашечки для кофе турецкого, чашечки для кофе-американо; чашечки для кофе-кубано; чашечки для кофе-глясе; чашечки для кофе-латте; чашечки для эспрессо; чашечки для моккочино, чашечки для капуччино; чехлы для диванных подушечек; чехлы для кроватных подушечек; чехлы для табуретных подушечек; чехлы для лыж (на лыжах я тридцать лет не катался); чехлы для коньков (на коньках я не катался никогда); чехлы для гольфных клюшек (гольф я вообще ненавижу); наборы благовоний; шариковых ручек; стирательных резинок, фломастеров, хайлайтеров, маркеров, карандашей, точилок и еще каких-то предметов, назначения которых мне так и не удалось выяснить.

Что было делать со всем этим? Кофе я не пью, чертежным делом не занимаюсь. А чтобы почистить картошку или нарезать мясо мне всегда хватало одного ножа. Какое-то время я еще потихоньку раздавал свой скарб друзьям, но потом стал забывать, кто из них что подарил. Преподнести же человеку его собственный подарок было несолидно.

Оставалось только одно: устроить себе в гараже усыпальницу— вроде тех, что делали в скифских курганах или египетских пирамидах: надушиться, набальзамироваться лосьонами и кремами; облачиться во все сразу рубашки; обмотаться вязанкой галстуков и ремней; запеленаться в скатерти; и возлечь посреди ваз, чайников, чашек, и чашечек. А вокруг этого великолепия стояли бы монументальные витые колонны из парафина и сотни свечек поменьше. И курились бы благовония.