Александр Синдаловский - Дом на углу

«Подумать только! — ужасается пастор, невольно ерзая в парикмахерском кресле, точно у черта на сковородке. — Место-то себе какое подыскали, изверги! Под боком у законнорожденной церкви. Вот и на мою долю выпало испытание. Дай мне сил, Господи!»

Мистер Джонс молчит. Но на его челе собрались морщины, свидетельствующие о напряженной умственной работе. Миссис Джонс внимательно наблюдает за мужем. Она верит в то, что скоро ее муж изречет точный диагноз ситуации. А пока миссис Джонс пользуется временной гипотезой.

— Да, артистическая богема… — переживает она, задумчиво отхватывая у пастора больше, чем приличествует церковному сану. — Теперь пойдут пьянки да гулянки. А за ними скандалы, сцены ревности и вызовы полиции.

Упоминание полиции выводит Жоржету из транса. Он молча покидает салон, не дождавшись очереди, и понуро бредет в свою конуру. В голове Жоржеты крутятся фразы, словно заимствованные ею из объявления бульварной прессы и окаменевшие в магическую формулу невезения: «В эксклюзивное эскорт агентство приглашаются девушки от N до N + 10 лет. К кандидаткам предъявляются следующие требования…»

Жоржета давно вышла из рамок запрашиваемого возраста. Не может она удовлетворить и предъявляемым требованиям. Ибо и обильный опыт, и огненный темперамент давно вышли из моды. Теперь подавай им неискушенность и ангельскую кротость.

Жоржета устала. Жоржета уже почти смирилась со своей долей. Завтра она позвонит двоюродной сестре и попросит ее узнать о вакансиях на обувной фабрике. «Может там дают бесплатно женскую обувь?» — утешает себя Жоржета.

Тем временем в парикмахерском салоне переполох, устроенный миссис Джонс. Пастор Уайт попросил таблетку от сердца. Миссис Джонс, сопровождаемая звоном отброшенных ножниц, бежит к аптечке.

— Ей-богу, ничего страшного! — извиняясь, тихо кричит ей вдогонку пастор. — Я даже не уверен, что это сердце. Просто что-то стало тесно в груди…

— Это все из-за проклятой богемы! — возвращается с таблеткой миссис Джонс. — Не расстраивайтесь, батюшка. Они, по сути, безобидные.

У таблетки давно истек срок годности. Но миссис Джонс все равно верит в ее целительность. Ибо главное — как проповедовал сам пастор, — это благие намерения.

Пастор благодарно глотает таблетку и крестится. Боли пропадают. Даже не ведая о сроке годности, пастор проницательно относит перемену к лучшему на счет крестного знамения. Его единственное оружие в борьбе с вероотступниками только что успешно прошло испытание.

Поскольку мистер Джонс продолжает хранить молчание (хотя морщины на его лбу достигли такой невероятной глубины, что миссис Джонс не решается смотреть в упор на своего мужа, дабы не потревожить работу его мысли), терпению миссис Джонс приходит конец. Она сама пойдет в новый дом и разузнает обо всем из первого источника! Сообщая об этом мужу, миссис Джонс надеется, что тот ее остановит. Где же это видано, чтобы беззащитная женщина отправлялась в логово к зверю? А если она застанет их посреди непотребства, называемого художниками рисованием с натуры? По меньшей мере, миссис Джонс надеется, что муж восхитится ее самоотречением и отвагой. Но намерение жены не производит на мистера Джонса заметного впечатления. Он умывает руки посредством пожимания плеч и предоставляет миссис Джонс ее судьбе.

Миссис Джонс идет в палисадник и срезает там огромный букет. Такой — не уверенные в успехе женихи дарят своим потенциальным невестам, уповая на закон диалектики, сулящий переход количества в качество. Букет вышел эклектичным и, откровенно, противоречит эстетическим требованиям самой миссис Джонс. Но поскольку она не знает, кто именно живет в доме, миссис Джонс набирает цветы на все случаи жизни. Ромашки придают ему задорно-простоватую невинность. Анютины глазки — таинственность. Кроваво-красные маки должны импонировать деятельным и страстным натурам. А подсолнухи взывать к интеллекту.

Миссис Джонс берет букет в охапку и переходит Коринфскую к дому на углу. Спереди ее едва видно из-за цветов, служащих одновременно украшением и надежным щитом. Сзади ее фигура представляет довольно жалкий вид. Мистер Джонс некоторое время наблюдает за женой из окна, но потом, с досадой махнув рукой, уходит в глубину комнаты, где его ждет расстеленная на столе газета. Мистеру Джонсу немного стыдно за свое невмешательство, но он успешно сублимирует стыд в презрение к суете. «Все это того не стоит», — окончательно оправдывает себя мистер Джонс, вспоминая о подобострастном букете, и опрятные колечки выдыхаемого дыма подтверждают его правоту.