Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

- За что ж он тебя так облагодетельствовал? – продолжал ядовито допрашивать капитан.

Вилли рассказал, как было дело.

- Ладно, - смягчился, наконец, спаситель. – Может быть, и не врёшь. Давай знакомиться. Виктор Кранц, пехота, как видишь.

- Вальтер Кремер. Вилли.

Они пожали друг другу руки.

- Так значит, ты всю войну просидел в Берлине?

- Я ж говорил, что несколько раз писал рапорта об отправке на фронт.

- Осёл! Чего ты там не видел? Ещё год назад я презирал таких как ты штабников, а теперь завидую.

Капитан прошёл в комнату, посмотрел в окно, резко подвинул к нему стол, положил большой ранец, открыл его.

- Хочешь жрать?

- Ещё как, - сознался Вилли.

- Тогда давай сюда, - пригласил Кранц. – У меня хорошие запасы. Трофеи войны, добытые в собственном тылу. Что тебе хотелось бы заглотить?

- Приличный кусок колбасы.

- Соображаешь, - одобрил Виктор, копаясь в своём мешке. – Ты получишь полкруга в награду за то, что не участвовал в этой вонючей бойне, и за то, что ты – первый нормальный человек, которого я встретил за последние годы. Ты получишь не крест и чёрный саван, чем наградил тебя говённый вождь, а настоящую краковскую колбасу. Что нужно сказать?

- Хайль Гитлер!

- Чтоб ты провалился со своим Гитлером! Мозги тебе всё же сумели заморочить.

- Извини. Спасибо.

- Вот так-то лучше. Давай присаживайся.

Капитан достал один свёрток, другой, хлеб, флягу, два маленьких металлических стаканчика и даже белую салфетку. Гауптштурмфюрер заворожённо смотрел, как Виктор расстелил салфетку, предварительно стерев рукавом шинели пыль со стола, развернул бумагу и выложил круг копчёной колбасы и хороший кусок подтаявшего и слегка пожелтевшего сала.

- Нож есть?

- Вот.

- Отрезай сам и ешь.

Капитан бережно налил из фляги в стаканчики. Резко запахло спиртом.

- Думаешь, где я взял всё это? Давно не видал, наверное, такой жратвы? Или в вашем ведомстве всё было?

- Не знаю, как в ведомстве, а я вчера только чуть-чуть попробовал, да и то пришлось взять без спроса.

- Молодец. Так и надо.

- Это твой паёк? – поинтересовался Вилли.

- Чёрта с два! Сразу видно, что ты армии не нюхал. Армия жрёт эрзац. Хайль, родной, хайль! Свиное рыло!

Виктор Кранц выпил спирт, заел колбасой, смачно жуя и насмешливо глядя на своего неожиданного, не испорченного войной, несмышлёного и тем приятного напарника.

- Когда мы вчера удирали в последний раз, - рассказывал он о добыче, - пришлось бежать в темпе через железнодорожную станцию, а там – полно вагонов. Одни горят, другие уже сгорели, стоят, лежат, всякие. И у одного из них, разбитого снарядом, валялись посылки. Так и не дошли до жён и детей фронтовые реквизиции и накопления. Мы и подобрали на ходу, сколько смогли. Тащили, пока не выскочили на улицу, где русские меньше шумели. Забежали в какой-то двор и собрались кучей. Вся моя боевая рота, мои товарищи. Двадцать семь человек осталось. Я их всех хорошо знал, и они меня знали. Страшный и смешной вид у них был в изодранной одежде, обвешанных оружием и посылками. Мы хорошо воевали, нам нечего стыдиться, но напрасно. Не по нашей вине, каждый понимал, но молча нёс свой тяжкий крест за Германию. На фюрера мы давно уже насрали. Давай, выпьем за моих товарищей. Прозит.

Они чокнулись звучными стаканчиками и разом опрокинули их.

- Я приказал им привести себя в порядок, построиться, - продолжил свой рассказ капитан. – Потом обратился в последний раз: «Геноссе! Больше я вам не командир. Мой последний приказ: кончай войну. Надо жить, а не умирать. Германия проиграла войну, а без нас она вообще погибнет. Предлагаю разойтись, затаиться, где можно, пока победители не остынут, а потом идти сдаваться американцам и англичанам. Иначе всё равно найдут или свои выдадут. Не сдавайтесь русским и французам. Всё. Кто хочет, пусть воюет дальше, кто согласен со мной, того освобождаю от присяги. Да и нет уже тех и той страны, которым мы присягали».

- Видел бы ты, как сразу осунулись и без того уставшие мои товарищи. Никто не сказал ни слова, и так всё было ясно: я сказал то, о чём каждый думал. Мы разбили прихваченные посылки, вывалили всё на плащ-палатку и знатно, не торопясь, сытно поели за последние месяцы. Там и спирт оказался, и сало, и колбаса, которую ты ешь, и которой я тоже давно не нюхал. Потом мы разделили всё почти поровну, обнялись и разошлись молча, не глядя друг на друга, потому что каждый плакал. От жалости и от стыда.

Капитан налил себе одному и выпил, не закусывая.