Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

- Успокойся, мужик, - намеренно грубовато уговаривал Фёдор, не ожидавший такой реакции Владимира на появление детей, иначе не устроил бы ненужного спектакля, и догадываясь, что причина не только в этом, а в общем разладе жизни названого брата. – Посмотри: здесь все свои, всё будет хорошо.

«Очень хотелось бы верить», - успокаиваясь, подумал неврастеник, с трудом выдавливая стыдливую улыбку и по-мальчишески вытирая слёзы рукавом.

- Радоваться должен, - продолжал Немчин, воодушевлённый просветлением Владимира. – Говорил, что один в мире, а у самого вон сколько родственников: двое прекрасных детей, два брата, - он выдвинул из-за себя скромно таящегося в темноте коридора настоящего героя массовой сцены – Шныря, - замечательные родители, - заставив улыбнуться Лиду и одобрительно кхекнуть Сергея Ивановича, - и красавица девушка, - метнул восхищённый взгляд на вспыхнувшую от похвалы и приятного намёка Зосю.

Совсем освоившийся с новым положением многодетного отца, счастливого родственника и любимого сына Владимир отступил в коридор, сел на корточки перед забытыми и прижавшимися в испуге к стене детьми и, протянув руки, позвал:

- Витя, ты помнишь меня? Иди сюда.

Мальчик выкрикнул: «Нет, не хочу в детдом!» и, оттолкнув призывно протянутые руки, вбежал в кухню, бросился к Сергею Ивановичу и прижался к боку, надёжно защищённый широкой ладонью комиссара, прикрывшей остриженную голову мальчика. Алёнушка, как и подобает женщине, последовала за ним, но укрылась от страшного дяди, кричащего и плачущего, в коленях Лиды, обнявшей девчушку тёплыми материнскими руками.

Побледнев от неожиданной пощёчины, отвергнутый отец медленно поднялся, подумав, что не всё будет хорошо.

- Не переживай, - обнадёжил мудрый полит-целитель атрофированных душ с собственным больным сердцем, мягко поглаживая мальчугана по отросшему пушистому ёршику слабых беленьких волос, - подзабыл парень. Боится дядей в военной форме, а ты в ней. Со временем привыкнет. Правда, Витёк?

- Да, - согласно ответил из-под укрытия беляш.

- А ты, - обратился названый отец к Владимиру, - присаживайся, наконец, к столу, попей чайку в охотку и расскажи нам между делом, не торопясь, откуда такое богатство, и почему скрывал, словно мы чужие.

- А вот и оладушки, - встрепенулась Лида, осторожно отставляя Алёнушку, и поставила на тарелке на стол горку аппетитных серых оладий. – Правда, холодные, но с горячим чаем хорошо пойдут. – Она налила и добавила к оладьям стакан горячущего чая. – Он у нас с мятой, заваристый и душистый, веселит и успокаивает. Пейте, Володя, кушайте на здоровье. Ой! – приятно было смотреть, как она всплёскивает полными руками, округляя при этом выразительные добрые глаза, - а джем? Совсем забыла.

- Не надо, - отказался великовозрастный сынок, с удовольствием наблюдая за хлопотами очень молодой матери, - я люблю его только в пирожках.

Лида звонко рассмеялась, и все, даже дети, заулыбались, счастливые тем, что родственнику полегчало. Но прежде, чем подойти к столу, он подошёл к Шнырю, скромно у порога отиравшему спиной стену, взял за плечи, вгляделся любовно, обнял, прижал к себе впалую грудь, сызмальства прогнутую несоразмерными взрослыми мужскими заботами, горячо и искренне поблагодарил:

- Спасибо тебе, брат Пётр. Век не забуду, до конца жизни должник.

- Да ладно, чё ты? – уклонялся парень, не привычный к телячьим нежностям. – Пацанов жалко стало. А Шатрова окочурилась от тифа, - разом объяснил быстрое и неожиданное появление втроём.

- Хватит вам, - опять вмешался старший, - ещё успеете выяснить отношения.

- Остаёшься? – радостно догадался Владимир.

- Уже уговорились, - подтвердил хозяин.

Можно было и приняться за чай. Он привычно уселся на привычное место за знакомым столом, будто и не было панического бегства, отхлебнул чаю, откусил оладушка, глубоко и освобождённо вздохнул. Улыбнулся, оглядывая всех. Так приятно быть в центре внимания, он и не помнит, когда такое было раньше, пожалуй - у Марины, но не то и не так.

Немчин принёс из комнат два стула – один для Зоси, другой для себя, Шнырь устроился на пороге, подперев несчастный стояк, все уселись и притихли, тактично не обращая внимания на хлюпающего чаем героя: внимающий зал подготовился и замер в ожидании повествования. А рассказчик лихорадочно собирался с прыгающими из одного времени в другое мыслями, не зная, с чего начать и что сказать, чтобы не выглядеть чересчур жалким и сентиментальным. Однако, начал, и пошло на удивление легко и гладко, словно оживая, самому стало интересно и даже не верилось, что это было. Рассказывал о том, как встретились немец Виктор и русская Варя, как родился мальчик Витя, и мать с сыном стали изгоями, как забрали Варю, и он нашёл Витю у трупа бабушки, узнал об убийстве Вари. Рассказал о встрече с Шатровыми и предательстве Кулика…