Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

Опомнившись, он примирительно покаялся:

- Отстал, Зося, безнадёжно отстал.

- Давай тогда пройдёмся молча.

Но молча не получилось. Они опять говорили много и горячо, стараясь не касаться болезненных тем его индивидуализма и её коллективизма, привыкая друг к другу, и учась быть терпимыми, особенно пылкая и категоричная Зося. Это была встреча сближения, а не разлада, как прежние.

- Мы будем дружить? – снова отстранившись и заглянув ему в лицо, спросила Зося, постеснявшись просить большего.

- Обязательно, - а ведь он не хотел обнадёживать.

Показались до боли знакомые затемнённые забор, калитка и дом с ярко освещёнными, живущими окнами.

- Ой! – по-девчоночьи вскрикнула она, с сожалением отпуская руку Владимира. – Уже пришли. Так ско-о-ро!

Ему-то не показалось, что уже и так скоро: обе руки отваливались от напряжения, и он с облегчением опустил корзину на землю и пошевелил затёкшими плечами и пальцами.

- Я провожу вас с Лидой обратно, - благородно пообещал он огорчённой девушке.

Как не хотел, а всё-таки вернулся. Вернулся не только из дорожной командировки, но и из душевно-нравственной. Как-то его встретят? Отметят командировку или выставят вон?

- 14 –

В кухне, почти соприкасаясь головами, сидели над выставленным ведром и чистили картошку Сергей Иванович и Лида. По ясным и спокойным лицам было видно, что им всегда хорошо вдвоём, даже за таким прозаическим занятием, и ничто и никто не смогут помешать обретённому покою. Вайнштейн для них – всего лишь досадная временная помеха.

Владимир с Зосей встали в проёме двери и смущённо, каждый по своей причине, поздоровались.

- Наконец-то, - выпрямился Сергей Иванович, доброжелательно глядя на красивую пару и дольше всего на чуть не потерянного постояльца, - некоторые тебя совсем заждались.

Мягко поднялась Лида, всплеснула полными руками, по-домашнему оголёнными по локоть:

- Совсем измученный и, конечно, голодный. Зосенька, поставь, голубушка, чайник на керосинку, а я приготовлю на скорую руку что-нибудь вкусненькое.

- Да вы не беспокойтесь, - ещё больше засмущался Владимир, не ожидавший такого радушия, отступил в коридор, взял оставленную там корзину, перенёс на середину кухни, снял газету и опять отступил к двери.

- Какая прелесть! – снова всплеснула руками впечатлительная учительница младших классов.

- Пахнет так, как будто вернулось лето, - улыбаясь, высказал и комиссар своё восхищение. – А это что? – он вытянул из корзины банку с джемом.

- Земляничный джем, - с гордостью пояснил фруктовый джинн.

- Правда? – округлились от удивления глаза Лиды. – Как хорошо! У нас есть мука, сделаем сладкие пирожки. Зосенька, вы поможете?

Та, не любившая кухню, унижающую женщину, неопределённо кивнула и независимо встала у стены, равнодушно глядя на покрасневшие здоровым румянцем яблоки.

- А кто меня заждался-то? – осторожно спросил кудесник, которого абсолютно некому было ждать – не мог же открыто явиться связник?

- Мы, - послышалось за спиной.

Владимир резко повернулся и замер, не веря собственным глазам: из двери его комнаты вышел… Фёдор, а на руках у него слева и справа сидели… Витя и Алёнушка.

- Этого не может быть, - прохрипел мгновенно севшим голосом не ожидавший такого чуда Владимир. – Сон! Счастливый сон! Сейчас упаду. – Он, не спуская глаз с невозможного видения, бессильно прислонился на ослабевших ногах спиной к стояку, тяжело дыша и обливаясь жарким потом. – Я, кажется, схожу с ума. – Повернулся, обхватил стояк руками и в изнеможении стал биться об него головой, издавая глухие жуткие стоны. С ним случилась давно нараставшая нервная истерика, прорвавшаяся сквозь вскрытую радостью рану.

Первой опомнилась Зося. Стремительно рванувшись к страдальцу, она опрокинула и разбила чашку, звякнувшую тревожным набатом, наткнулась на корзину и высыпала часть яблок, замелькавших тревожным красным цветом, подбежала и повисла у Владимира на плече, отдирая от стояка, стараясь повернуть к себе лицом и причитая со страхом и слезами: «Володя, не надо… Володя!». С другой стороны то же делал Фёдор, спустивший детей на пол и уговаривавший брата: «Кончай, брат, возьми себя в руки». Наконец, двое справились с одним. Открывшееся лицо Владимира было искажено гримасой внутренней боли, на глазах выступили слёзы.

- Если бы вы знали, как я вас всех люблю! – сказал он с надрывом, невидяще глядя в расплывшееся кухонное пространство и думая о том, что никакая Германия ему не нужна. – И как я подл перед вами, - и опять попытался отвернуться, чтобы спрятать глаза, но друзья не дали, сильно и надёжно сжав с боков.