Татьяна Брукс - Душа

Надя… Богдан всё время думал о ней. Женился на Оле, а думал о Наде. Что в ней такого, чего нет в его невесте? Что вообще происходит? Он хочет её забыть, выбросить из головы, но что-то всё время напоминает о ней, заставляет помнить и думать о девушке, так долго сидевшей в инвалидном кресле. И то, что она встала на ноги, — не его заслуга. А как бы он хотел быть тем человеком, который стал свидетелем её первых шагов. А ведь он испугался… тогда… испугался…

Торжественная регистрация брака прошла без сучка, без задоринки. Выпив в фойе с гостями по бокалу шампанского, молодые вместе со свидетелями поехали возлагать цветы к памятнику Ленина — вождя пролетариата — и Неизвестному солдату. Считалось, что Владимир Ильич создал светлое будущее, в котором предстоит жить молодоженам, а солдат отдал свою жизнь в борьбе за него с немецкими оккупантами. Непонятно только, почему, умирая, как в революцию, так и в Великую Отечественную, эти неизвестные солдаты кричали: «За Ленина! За Сталина!», а не выкрикивали имена своих жён и детей, которых оставляли вдовами и сиротами.

Объехав за час весь Тарасов и нафотографировавшись вдоволь возле каждой достопримечательности, молодые отправились домой, к свадебному шатру. К тому времени они выпили уже, по крайней мере, три бутылки шампанского. Богдана мутило от выпитого, а Оля раздражала своим поведением. Девушка хотела насладиться своей свадьбой и вниманием окружающих по полной. Она вертелась, громко разговаривала и смеялась, заставляла всех пить шампанское за «её семейное счастье», а Богдана — целовать её на каждом углу.

Наконец молодые вернулись домой. Там, под навесом, был накрыт стол длинной метров десять. Вокруг него всё время сновали женщины, подвязанные передниками. Они выискивали место, куда бы приткнуть тарелку с салатом, графин с компотом или бутылку. Стол был уже полностью уставлен бутылками с самогоном и вином, салатами и нарезками из колбасы, сала и сальтисона, сыра и селедкой. Но женщины всё приносили и приносили еду. На кухне жарились, варились, парились ещё три смены горячих блюд. На отдельном столе для молодых, также уставленном яствами, на красивом украинском рушнике стоял великолепный свадебный каравай в полметра диаметром.

Немного в стороне, возле сарая, устроились музыканты. Они давно распаковали свои инструменты и в любой момент готовы были выдать свадебный марш Мендельсона.

— Едут! Едут!

Дело двигалось к трем часам пополудни. Гости заждались и успели крепко проголодаться. В глазах заискрилась надежда, что скоро им нальют по рюмке водки и можно будет наесться до отвала.

Ждать не стали. Как только молодые вышли из машины, грянул Мендельсон, и молодые, проследовав на свои почётные места, потянули за собой всех гостей за стол.

Гулял весь Тарасов. Райисполком, несметное количество родственников невесты, друзья, соседи и просто случайные люди. Всего человек двести. Каждый считал своим долгом прогнуться перед председателем райисполкома и пожелать счастья молодым.

Богдана раздражало всё: несметное количество случайных гостей, громкая музыка, обилие еды и выпивки, пьяное «горько» каждые десять минут. Он чувствовал себя козлом отпущения. Ему казалось, что всё мероприятие было построено на том, чтобы поиздеваться над женихом, то есть над ним. Олю — наоборот — всё радовало и веселило. Тут же были все её бывшие кавалеры. Она танцевала с ними и флиртовала вовсю.

— Оль, ну ты бы поскромней как-то… — не выдержал наконец Богдан и высказал своё недовольство новоявленной супруге.

— А шо тут такого? — сразу же вмешалась в разговор изрядно выпившая тёща, — девочка последний день на воле. Запряжешь потом дитинку («ребенка» — укр. — Прим. авт.).

Валентина Анатольевна старалась разговаривать на русском языке. В советское время вся страна, состоящая из пятнадцати республик и имеющих свой язык, находилась под влиянием России. Поэтому государственным языком был русский. Она жена представителя власти, должна была соответствовать. Валентина Анатольевна старалась. Но теперь, когда она выпила, по крайней мере, пятнадцать полустаканчиков «зелёного змия», её натура «пёрла» наружу.

— Я не с вами разговариваю, Валентина Анатольевна, а с женой, — попытался отстоять своё положение Богдан.

— Ах, с жено-о-ой! Не, послухайте только! — заорала скандальная баба, заглушив своим голосом оркестр. — Какая я тебе Валентина Анатольевна? Я теперь тебе «мама». Вы только поглядите на него, гости дорогие! — она схватила Богдана за рукав пиджака и потянула на середину танцевальной площадки,