Татьяна Брукс - Душа

Но сегодня, проснувшись утром, первое, что пришло ей в голову, было: «И что теперь? Сдвигов с ногами никаких. Зачем я ему нужна? Ухаживать за мной? Он молодой и красивый, а я буду висеть у него на шее мертвым грузом. В этом году он оканчивает университет. Его пошлют куда-нибудь на практику. Там, наверняка, будет много молодых красивых и, главное, здоровых девушек. Какое я имею право портить ему жизнь? Я, конечно же, не вернусь к своему алкогольному прошлому, но его должна отпустить. Смогу ли? Не факт. Но должна. Надо взять ответственность за свои поступки».

Договаривались Новый год встретить вместе. Надя решила не будет портить ему праздник, но потом, первого числа или второго, сказать ему, чтобы он строил свою жизнь без неё. И лучше будет, если он исчезнет из её судьбы. Ну, хотя бы на время, на несколько лет, потому что иначе она не выдержит. Не выдержит и захочет, чтобы он был с ней опять. А она должна дать ему его свободу. Должна.

Да-а-а, будь осторожна с тем, чего желаешь…

К обеду настроение испортилось совсем. Богдан не появлялся вот уже три дня. Она, конечно, понимала, что у него опять сессия, и дома надо бабушке помочь, но…

От грустных мыслей её отвлёк легкий стук в дверь.

— Входите. Открыто.

В дверях стоял Николай Гаврилович, Надин дед. C тех пор как Надя уехала из их квартиры, обе стороны избегали общения. Николай Гаврилович был печален. Его и ранее небольшое жилистое тело как будто высохло и скукожилось. Маленький и несчастный старик. Разве могли такие выиграть войну?

У девушки бешено заколотилось сердце. Она совсем про них забыла. Погрязла в своих проблемах и переживаниях… Как же они там жили без неё?

— Пап? Ты? Проходи, проходи…

Николай Гаврилович прошёл в комнату, не поднимая глаз на внучку.

— Я сейчас чайку… Как мама? У вас всё нормально…

Сев на предложенный стул дед, наконец поднял на неё глаза. Они слезились…

— Мать умирает… Тебя зовёт…

— О господи!!! — чайник, полный холодной воды, с грохотом упал на пол, облив ей колени.

«Бр-р-р, холодно», — подумала она, но всё внимание было приковано к печальному известию.

— Что случилось? Господи… Как же… Я сегодня не могу, ко мне врач прийти должен. Давай я завтра. Прямо с утра, ладно?

— Ладно. Давай завтра, если сегодня не можешь.

— Ты мне поможешь подняться?

— Помогу… как-то…

— Сейчас, я чай поставлю… У меня тут и булочка есть, и масло, и варенье…

— Не надо, Надя. Пойду я…

Николай Гаврилович тяжело поднялся и поплёлся к двери. Уже открыв дверь, он остановился и, оглянувшись в пол-оборота, промолвил:

— Ты, это… зла не держи… Прости нас с бабой… — и вышел.

День прошёл беспокойно и безалаберно. Надя планировала закончить пейзаж леса, который собиралась подарить Богдану на Новый год. Нужно было зашить разорвавшиеся пододеяльники и наволочки, что являлось частью её работы кастелянши. Но у неё всё валилось из рук. В пять часов вечера пришёл участковый врач. Поговорив с девушкой и послушав лёгкие, он, удовлетворённый её состоянием, ушёл. Надя подумала, что можно было бы вызвать такси и поехать проведать бабушку, но уже поздно, и они с дедом, по всей вероятности, уже легли спать, и решила их не беспокоить.

Сон был тревожным. Ей снились какие-то кошмары. То пауки и змеи, которые так и кишели вокруг неё. То у неё выпал зуб и кровь хлестала из раны, как вода из крана. То она стоит посреди огромного озера на маленьком островке и кричит: «Пусть они все умрут! Пусть они все умрут!» То убегает от огромного монстра, который дышит прямо в затылок. Она спряталась от него в маленькую комнатку, похожую на шкаф, и уже готова была к тому, что он откроет дверь и проглотит её, но монстр почему-то стал громко стучать в дверь шкафа: бам-бам-бам…

Надя открыла глаза и поняла, что кто-то на самом деле стучит в дверь. Было ещё совсем темно.

— Кто это может быть? — девушка никак не могла прийти в себя спросонья и пересадить своё тело в коляску, а наконец-то осилив эту процедуру, поехала открывать дверь. По пути включила свет. На часах полшестого утра.

— Кто там?

— Это я.

Надя узнала голос деда. Сердце ухнуло. Распахнула дверь, уже предполагая самое худшее.

— О господи… Как же так…

Девушка чувствовала, что надо заплакать, но слёз не было. Глаза были сухие. Николай Гаврилович тяжело опустился на стул.

— Теперь надо хоронить. Ты придешь?

— Конечно. Я с тобой поеду и помогу, если надо… Ты извини, надо было вчера пойти, но было поздно, и… я же не знала, что она не доживёт до утра… Па, может, ты выпить хочешь. У меня водка есть.