Татьяна Брукс - Душа

— А меня? Меня кто же любить будет? Калеку?

— А зачем тебе?

— Что зачем?

— Зачем тебе, чтоб тебя любили? Сама люби. Люби и всё. Ничего не требуя взамен. Живи и помни: этот день, эта минута никогда не повторится. Будет другая, может, лучше, может, хуже, но эта — никогда. Если ты её проведёшь в слезах, злости, ненависти, то она так и останется в твоей жизни минутой горя, злости и ненависти. А если ты восхищалась рассветом или цветком. Если ты сегодня простила кого-нибудь или полюбила, то это «сегодня» навсегда останется днём радости и любви в твоей жизни. Если ты это поймёшь, то увидишь, как изменится мир, твоя жизнь. Как воспрянет твоя Душа и как станет тебе легко и радостно.

— Ты, наверное, верующая? — разочарованно пролепетала Надя.

— Да. Верующая. Я верю в Жизнь, я верю в Любовь, я верю в Доброту.

— А-а-а-а, я думала, ты веришь в Бога.

— А Бог и есть — Жизнь, Любовь, Доброта и ещё многое другое…

Голос Наташи стал слабеть. Надя заметила это и сказала:

— Наташ, я, наверное, пойду. Ты, похоже, устала.

— Да, я устала, но позволь мне договорить. Боюсь, что у нас не будет другого шанса.

Измученная болезнью молодая женщина закрыла глаза, и в комнате наступила тишина. Через минуту, глубоко вздохнув, она продолжала:

— Надя, ты добрый и хороший человек. Очень добрый и очень хороший. Ты молода. Красива. Тебе надо перестать жалеть себя, а вместо этого полюбить себя такой, какая ты есть. Тебе необходимо взять контроль над своей Судьбой. Но для того чтобы управлять ею, надо заплатить серьёзную цену.

— Цену? Какую? — округлила глаза Надя. — О какой цене ты говоришь, я не понимаю.

— Для того чтобы управлять свой судьбой, надо взять на себя ответственность за свои поступки.

В палату заглянула медсестра, посмотрела на Наташу и осуждающе покачала головой.

— И ещё, — продолжала умирающая после довольно продолжительной паузы, — надо любить себя. Любить себя такой, какая ты есть.

— Любить себя? Так это же чистой воды эгоизм, — запротестовала девушка.

— Нет, дорогая, это не эгоизм, — прикрыла глаза Наташа — любить себя — это не значит потакать своим прихотям, да ещё и в ущерб другим людям. Любить себя — значит изучить себя, заботиться о себе, работать над тем, что ты считаешь недостатком, и развивать те качества, которые считаешь своими достоинствами.

— У меня нет достоинств, — тихо пролепетала Надя.

— У тебя их миллион! — продолжала Наташа, не обращая внимания на медсестру, которая продолжала делать многозначительные знаки, показывая, что желательно прервать беседу, а только слабо улыбнулась ей, — ты добрая, смелая, умная… Ты веришь людям… Ты умеешь любить, а самое главное, ты умеешь прощать. Ты сильная духом и упрямая. Ты умеешь восхищаться и мечтать.

— Это что, тоже достоинство?

— Одно из самых главных. Когда ты встанешь на ноги, то вспомнишь наш сегодняшний разговор и согласишься со мной.

Наташа замерла. Лицо её искривила судорога боли.

— Тебе плохо, Наташа? Может, я пойду?

— Да, болит немножко… подожди… сейчас… Так ты мечтай, Надюш. Мечтай, — продолжала Наташа, превозмогая боль, — и смело иди к своей цели. Прислушайся к своей Душе, и у тебя всё получится… Поверь мне… Всё-всё… Ах… Позови… пожалуйста, Ваню…

— Спасибо, Наташа… Мне жаль… — Надя, уже во всю размазывая по щекам слёзы, выехала из палаты.

— Ваня, вас Наташа зовёт. Ей плохо.

Муж Наташи опрометью бросился в палату, а Надя, не скрывая выкатывающихся горохом слёз, хлюпая носом и тяжело вздыхая, поехала к себе. Ей было тоскливо и больно. Всё, что сказала ей умирающая женщина, уже давно «крутилось» в её юной головке.

«Управлять своей судьбой? Легко сказать… Взять ответственность за свои поступки? Так я и так за них «отвечаю», вот, сижу теперь…»

Совершенно непонятно откуда брались эти мысли, но Наташа озвучила сегодня многие вопросы, которые Надя задавала себе миллион раз.

Она подъехала к своей кровати. Перенесла свое тело на неё и, отвернувшись к своей стене-спасительнице, дала волю слезам. А от души наплакавшись, взяла в руки книгу о девочке, которая «всего добилась сама», и стала читать.

На следующее утро в палату вошел Иван. Он улыбался.

— Наташе лучше? — обрадовалась Надя.

— Наташа умерла, — тихо ответил молодой мужчина.

Надя растерялась. Как же так? Наташа умерла, а он улыбается? Умерла, оставив ему двухлетнего ребенка, который никогда не увидит свою маму, а он улыбается?

— Она больше не мучается, — произнёс он, как будто угадав её мысли, — было очень больно смотреть на то, как Наташа мучилась. Мне будет очень не хватать её, но это будет моя боль. А ей больше не больно. Ты понимаешь? — Иван улыбнулся ещё шире. — Вот. Наташа просила передать тебе это. Иван протянул Наде маленькое колечко с небольшим рубинчиком.